— В пустыне? — продолжила Фрея.
Захир пожал плечами, как бы спрашивая: «Где же еще?»
— А чем вы занимались?
Тот же жест.
— Ездили. Далеко. В Гильф-эль-Кебир. Долгий путь.
Он мельком взглянул на нее и тотчас отвернулся, стряхнув что-то с плеча. Фрее хотелось расспросить о сестре: как она здесь жила, как прошли ее последние дни — обо всем. Она готова была впитывать каждую мелочь, каждую черточку образа Алекс, чтобы запомнить ее навсегда, но осадила себя, не чувствуя встречного энтузиазма. Молли Кирнан, по-видимому, мягко выразилась, когда говорила об угрюмости Захира, — его молчание казалось почти враждебным. Может, Алекс рассказала ему, что между ними произошло, отчего они так давно не разговаривали?
Она отогнала тревожные мысли и попыталась начать беседу заново:
— Вы бедуин?
В ответ — легкий кивок, и только.
— Сануси? — Это слово ей вспомнилось из писем Алекс — оно мелькало в рассказах о жителях пустынь. Впрочем, произвести впечатление не вышло: Захир пренебрежительно фыркнул и тряхнул головой.
— Не сануси, — процедил он. — Сануси — псы, дрянь. Мы — аль-Рашайда. Настоящий бедуин.
— Простите, — пролепетала Фрея. — Я не хотела…
Ее прервало позвякивание в коридоре. В комнату зашли малыш двух-трех лет и молодая женщина — стройная, смуглая, привлекательная. В одной руке она несла кальян, в другой — поднос с двумя стаканами красновато-бурого чая. Фрея хотела было помочь, но Захир жестом усадил ее обратно и махнул жене (или той, кого Фрея приняла за жену). Женщина установила поднос и прибор рядом с ним, на кратчайший миг встретилась глазами с Фреей и тут же исчезла.
— Сахар?
Захир, не дожидаясь ответа, высыпал ложечку Фрее в стакан и вручил ей, после чего обнял мальчика.
— Мой сын, — пояснил он и впервые с момента встречи улыбнулся. Висевшее в воздухе напряжение рассеялось. — Очень умный. Правда, Мухсен?
Малыш засмеялся, суча ножками под подолом своей джеллабы.
— Какой хорошенький, — сказала Фрея.
— Не хорошенький, — поправил Захир, укоризненно качая пальцем. — Женщина хорошенький. Мухсен красивый. Как отец. — Тут он усмехнулся сам себе и поцеловал сынишку в лоб. — У тебя есть дети?
Фрея призналась, что нет.
— Заводи скорее, — посоветовал он. — Пока не совсем старая.
Он всыпал в свой стакан три ложки сахара, отхлебнул и поднес к губам мундштук трубки. Кальян ожил и выпустил облако сизого дыма, которое неспешно поплыло к потолку. Снова возникла неловкая пауза (по крайней мере Фрее она показалась неловкой, потому что Захир как будто забылся). Наконец он вынул мундштук изо рта и указал на стену, где висел кривой кинжал в бронзовых ножнах с затейливой серебряной филигранью. Рукоять из слоновой кости венчал крупный камень, очень похожий на рубин.
— Этот нож перешел мне от передка, — произнес Захир. Фрея вначале смутилась, но потом поняла.
— От предка, — поправила она.
— Так я сказал. Передка. Его звали Мухаммед Вальд Юсуф Ибрагим Сабри аль-Рашайда. Жить шесть сотен лет назад, очень великий человек. Самый великий бедуин пустыня. Сахара для него как двор. Везде ходил, даже Песчаный море, знал каждый бархан, каждый колодец. Знаменитый человек.
Он гордо кивнул и обнял сына за плечи. Фрея ждала продолжения, но Захир, видимо, уже сказал все, что хотел. Опять потянулось молчание. В распахнутое окно долетало кряхтенье насоса, который качал на поля воду, и гоготанье гусей. Фрея посидела еще минуту-другую, потягивая чай под взгляды мальчугана, потом отставила стакан, поднялась и спросила, нельзя ли воспользоваться уборной, — не от нужды, а от желания уединиться. Захир повел рукой в сторону задней половины дома.
Фрея вышла в коридор, радуясь избавлению, миновала несколько дверей — за ними оказались спальни с резными кроватями, голым полом и стенами — и вышла во внутренний дворик, где стояли нагроможденные друг на друга клетки с кроликами и голубями. Из дверного проема доносилось звяканье посуды, раздавалась женская речь. Справа виднелись две закрытые двери — видимо, ванная и туалет. Фрея прошла через дворик и открыла ближайшую. За ней, однако, обнаружилось нечто среднее между рабочим кабинетом и сараем: стол с компьютером и кресло предполагали первое, а мешки с пшеницей, ржавый велосипед и садовый инструмент — второе. Фрея уже собиралась закрыть дверь, как вдруг заметила кое-что в дальнем углу комнаты и застыла как вкопанная. Над столом висела фотография, приклеенная к стене полосой скотча. Она была цветной, но увеличенной в несколько раз — даже стоя в дверях, Фрея четко видела все детали: посреди ровной пустыни стоял, отвергая закон тяготения, изогнутый утес глянцевитого черного камня, похожий на исполинскую саблю. То был впечатляющий памятник природы — его края выщербили время и ветер, придав им причудливо-зазубренный вид. Фрея невольно задумалась, какой потрясающий подъем можно было бы устроить на этом утесе, однако ее внимание к фотографии привлек не он, а человек в тени у подножия. Фрея подошла к столу и пригляделась. Рядом с каменным монолитом фигурка казалась крошечной, но поношенная замшевая куртка, улыбка, светлые волосы узнавались безошибочно. Алекс. Фрея протянула руку и коснулась ее.
— Здесь нельзя.
Она обернулась. В дверях стояли Захир с сыном.
— Простите, — пролепетала Фрея. — Я ошиблась дверью.
Хозяин ничего не ответил, только воззрился на нее в упор.
— Я увидела Алекс… — Фрея показала на фотографию и пристыженно умолкла, словно ее поймали на воровстве. Тоже самое она чувствовала и в тот день, когда…
— Уборная — соседняя дверь.
— Конечно. Я не хотела… — Она замолчала, не зная, как выразиться. Врываться? Подглядывать? Совать нос не в свое дело? Фрея чуть не плакала. — Ей было хорошо здесь? — вырвалось вдруг у нее. — Алекс то есть. Она мне писала незадолго до смерти… и очень тепло отзывалась об этом месте и о людях. Как будто она была счастлива. Это так? Она умерла счастливой?
Захир по-прежнему невозмутимо смотрел на нее.
— Здесь нельзя, — повторил он. — Ходи в соседнюю дверь.
Фрея едва не вспылила. Ей захотелось крикнуть: «У меня сестра умерла, а ты заставляешь меня пить чай и не даешь даже на фотографию посмотреть!»
И все же она промолчала, понимая, что в равной степени злится на себя — за то, что причинила Алекс, за то, что бросила ее в трудную минуту, за все сразу. Она напоследок оглянулась на фото и вышла во двор.
— Мне больше не нужно в уборную, — тихо сказала Фрея. — Я приехала из-за сестры. Отвезите меня к ней…
Захир некоторое время бесстрастно смотрел на нее, потом кивнул и закрыл злосчастную дверь. Он отправил сынишку на кухню и вернулся проводить Фрею к машине. На обратном пути в Мут никто из них не проронил ни слова.