Некоторое время я не мог ни соображать, ни говорить, а когда смог, шепотом просипел: «Позвоните, что вы теряете. Номер, рядом с которым буквы Си-Эм…»
Я в свое время выписал на тот самый обрывок и телефон, по которому звонил из Гамбурга…
Какова вероятность, что они поверят и позвонят? И что Мирский сообразит, что к чему? Если он все-таки не врал в своих электронных письмах, не ведет двойной игры и т. д. (Что он может сделать? Сказать следователю Альто, например. Если тому действительно нужен такой свидетель - пусть что-то придумывает. В конце концов, он представитель титульной итальянской спецслужбы - может же она договориться с французскими коллегами? В данной ситуации любое европейское гэбье - да вообще кто угодно - для меня предпочтительнее того, к кому меня на скорости сто с лишним везут двое безбашенных арабских обкурков…)
Я отдавал себе отчет в своих шансах. Но что мне оставалось?..
Водила что-то говорил Костлявому - я остро пожалел о незнании их мовы. «Позвоните…» - я заранее отвернул лицо: удар пришелся по уху.
Пятьдесят километров до поворота на Дижон.
Квелый рассвет слева-впереди был вроде невыключенной днем неоновой вывески. Оживали и замирали «дворники», мелкие капли сдувало с бокового стекла. С гулким шумом заслоняли полмира и отваливались назад фуры.
«Чей это номер?» - после долгой паузы вдруг спросил водила. «Того, на кого я работаю». - «Кто он?» - «Человек, на которого работал Фарах». Корявый английский мат: «Фарах ни на кого не работал!» - «Позвоните, скажите, что у вас Юрий, что вам нужны деньги. У этого человека очень много денег». Корявый английский мат, требование заткнуться, обещание все мне отрезать.
Поворот на Дижон. Не повернули.
Сколько у меня времени?..
Тускло блестящий автобан, встречные фары. Пасмурное небо, ангары, корпуса, громадные названия брендов. Граффити на опорах путепроводов. Голые перелески. Бурая палая листва и зеленая ноябрьская трава.
Скрюченное тело начинает затекать. Саднят стиснутые железными кольцами запястья. Зверски болит спина.
Времени я не знал - только косясь на спидометр и сверяясь с указателями, прикидывал, как долго мы едем.
Дорога N 15. Лион - 175.
Начало платного участка. Заорать, привлечь внимание? Мосластый загодя обнимает меня длиннейшей ручищей за шею, прижимает снизу к подбородку лезвие, что-то цедит. Мы подъезжаем. Лезвие убирается, но рука остается. Костлявая рожа - вплотную…
Забашляли, проехали.
Арабы вроде про меня забыли. Я время от времени повторял: «Позвоните, вам заплатят» - они либо не реагировали, либо Костлявый небрежно, но сильно бил.
Сколько еще?
Ни хрена они, конечно, не будут звонить. Лажа это все. Полная лажа.
Лион - 70.
Где-то к исходу четвертого часа, проехав Лион, остановились заправиться. Мосол придвинулся, воняя кумаром, бормоча увещевательно, с хрустом водя по моему щетинистому горлу тупой стороной лезвия - словно побрить меня собирался. Мы притормозили перед насосом с 95-м Е, вынужденные пропустить в последний момент синюю «Мазду-Premacy». «Number?» - полуобернувшись, почти без выражения произнес вдруг Губастый. Я в первую секунду даже не понял, у кого он это спрашивает, - так давно он не обращал на меня внимания; и лишь чуть погодя сообразил, что говорит водила по-английски… Номер? Какой номер?
Мосол непонимающе глянул на Губастого, на меня. Из «мазды» вылезла покачивающаяся на шпильках коза.
Номер Мирского!
Еще секунду я ничего не понимал - я хотел сказать: «Он на бумажке» (не могли же они не взять клочок с номерами!), но тут до меня дошло, как обухом: бумажка у Мосла, а ему Губастый не хочет ничего говорить…
Это был финиш. Я не помнил наизусть номер Мирского.
Девка впереди сунула шланг в бак. Губастый смотрел перед собой. Костлявый давил мне на шею, вонял потом и шалой.
Я сейчас просирал единственный свой крохотный шанс. Вот в эту минуту.
…Я же набирал его в Гамбурге! Один раз, всего один раз…
Девка вынула шланг. Вспоминай!!!
Черт, черт…
«Мазда» отъехала, Губастый подал вперед. Код Италии - тридцать девять? Дальше?! Три цифры - код мобилы, семь цифр - номер…
Я закрыл глаза. Не помню… Не помню!! Код - три-четыре-семь? Три-семь-четыре?.. Дальше! Девять-пять-два?.. Девять-ноль-пять?.. Нет… Нет…
Губастый вылез, оставив дверь открытой, воткнул в бак «пистолет». Я отчаянно зажмурился. Девять… Мать…
Шесть-ноль-три… Господи… Пять-ноль-три… Некий толстый жгут судорожно перекрутился у меня в башке, как выжимаемый изо всех сил пододеяльник - капли с него текли по морде потом… Шесть-два-три…
Нет.
Не вспомню.
Губастый сел, прикрыл дверь - не до конца, газанул, повернул, остановился у дверей домика. Перебросился парой реплик с Костлявым, полез из-за руля.
- Тридцать девять, три-четыре-семь, девять, пять-ноль-три, шесть-два-три! - выпалил я.
Дверца захлопнулась.
Мосол отвалился от меня, незаметно потыкал пером мне в левый бок: смотри, мол. Спина у меня была мокрая, капля, щекоча, сползла из-за уха на шею. Через стеклянную стенку было видно, как Губастый, расплатившись, двинул в магазинчик.
Рядом с нами остановился огромный черный, на лакированный гроб похожий «роллс-ройс». Из гроба выкарабкался придурковатого вида жирный всклокоченный кент в мятом спортивном костюме и ярко-красных ботиночках. Пошел в магазин.
Горизонт задирали невысокие горы. Рядом с нами на тротуарчике, у дверей, курила белая молодежь с вялыми лицами - так не похожая на витальных арабских гопников. Мы стояли к тротуару правым, моим, боком - Мосол время от времени нагибался, высматривая что-то из-за меня. Я повернул голову. Губастого заметил не сразу - тот маячил спиной к нам у какого-то дальнего стенда.
Буржуй в красных ботинках выполз с упаковкой пончиков, втиснулся в свою домовину и отчалил. В очередной раз начался мелкий дождь.
Губастого не было. Мосол нагибался все чаще. Чувствовалось, что ему хочется выйти искать «напарника» - но он боится оставить меня одного.
Минут через десять Губастый наконец возник в дверях со здоровым пакетом чипсов, поводя плечами и бубня некий рэп, подтанцевал к машине. Мосол что-то агрессивно спросил, тот рассеянно ответил, бросил ему чипсы. Мосол, помедлив, разодрал пакет и кинул горсть в пасть, захрумкал. Мы тронулись.
Валанс - 25, Авиньон - 140, Марсель - 205.
Горки тянулись по обе стороны автобана, на их фоне мелькали живописные бежевые городки под красноче-репичными крышами - но то и дело диссонансом вклинивались современные коробчатые здания и серые промышленные корпуса.