Re:
Чтоб не терять времени, объясняю ситуацию. Ты не задавал себе вопрос, почему ты так недолго отдыхал в одном гостеприимном месте? С чего бы это суровая наша система вдруг подобрела? Так вот, если хочешь кого-то отблагодарить за везение, имей в виду, что у благодарности твоей имеется совершенно конкретный адресат. А также форма. То есть ты продолжаешь делать то, что у тебя пока неплохо выходило. Если угодно — отрабатываешь аванс. Нет — отправишься обратно. И тогда уж в натуре — не надейся выйти вообще.
Отвечать я не стал — выпросил у матери три тысячи с мелочью (всю домашнюю наличность), оделся, ничего с собой не беря, вышел; минут двадцать крутил по району, оборачиваясь, останавливаясь и перебегая; «хвоста» не заметил, поймал мотор и доехал до Сортировочной. Там сел на электричку. Торчал в тамбуре, время от времени заглядывая в вагон, переходя в соседний и проверяя его. После Вострова успокоился, сел на корточки, прикрыл глаза и стал думать, в какое дерьмо я вляпался и чего теперь делать.
По железным решетчатым ступенькам каталась с дребезгом пивная банка. Переполошенно звеня, унесся назад переезд. Лязгнула дверь в вагон, какие-то малолетние пацаны, захлебываясь хихиканьем, пробежали через тамбур, поминая в притворном ужасе ментов.
Я встал, осторожно выглянул. Навстречу по проходу шли двое, второй — с автоматом.
Вслед за малолетками я проскочил в смежный тамбур — в этом вагоне ментов не было. Пробежал через него. В следующий… С противоположной стороны двигались еще двое. Я огляделся и рванул стоп-кран.
Поезд дернулся, меня бросило на стенку, в вагоне заахали. Электричка, трясясь и скрежеща колодками, стала тормозить. Я сунул пальцы во вмятины внутренних ручек дверей, отжимая створки. Протиснулся, прыгнул. Скорость упала, но мы еще далеко не остановились — пребольно подвернув ногу, я покатился по мокрому снегу и сырому травяному мочалу: с насыпи в канаву. Бултых. Увязая в густой донной грязи, поднялся, чуть не упал снова (нога!). Воды было по колено. Хватаясь руками за скользкие прутья кустов и шипя от боли в щиколотке, полез наверх. Кое-как выкарабкался — и тут же получил прикладом по шее.
— Ты знал Игоря Панченко?
— Нет. Никогда о таком не слышал.
— Ты его убил?
— Я никого не убивал.
Все повторялось дословно. До тошноты, до подавляемого истерического ржания.
— Значит, не знал?
— Нет.
— Никогда не встречался?
— Нет.
— А с Масохиной Диной знаком?
Та-ак.
— Знаком.
— Читай.
«Я, Масохина Дина Владимировна…»
Я стиснул зубы. Некоторое время моргал на листок, не понимая ни слова из написанного,
«…по возвращении постоянно меня преследовал. Мой друг Панченко Игорь пошел к нему и потребовал, чтобы он оставил меня в покое. Тогда он напал на Игоря, жестоко его избил и принялся душить — так что Игорь почти потерял сознание. При этом он угрожал убить Игоря. В частности, он обещал расправиться с ним так же, как расправился с Дмитрием Севериным (в убийстве которого он был признан виновным)…»
— Что ты делал вчера около семи вечера?
— Встречался с одним человеком. Некая Анастасия, фамилии не знаю. Но она была девушкой этого самого Северина. У меня есть ее телефон. Она подтвердит.
— Где вы встречались?
— В парке возле стадиона «Локомотив».
— Вас кто-нибудь видел вместе?
— Ну, был там какой-то народ. Но знакомых никого.
— И долго вы вместе пробыли?
— Встретились в семь ровно. Разошлись примерно через полчаса.
— Давай ее номер.
— Ну все, накрылось твое алиби.
— Почему?
— Еще раз — этот телефон ты называл?
— Этот.
— Не существует такого номера.
— Какого хрена — не существует?! Я двадцать раз по нему звонил!
Он осклабился и сунул мне мою собственную мобилу. Я нашел в «Контактах» Настин номер (пальцы не слушались). «Номер набран неправильно…» Еще раз. Почти уже трясущимися руками. «Номер набран неправильно…»
— Что ты можешь сказать об этой своей Анастасии? Кто она, где живет, где работает?
— Не знаю. Ничего не знаю. Знаю только, что она была девушкой Северина.
— Я поговорил со знакомыми Северина. У него никогда не было девушки по имени Анастасия. Даже просто приятельницы.
Я молчал. Я не знал, что говорить и что делать.
— Смотри, — он откинулся на стуле. — Масохина была твоей девушкой. Она тебя бросила и встречалась с Панченко. Ты к ней приставал, а Панченко избил, душил и угрожал убить так же, как Северина. Вот — показания Масохиной. Северина ты удавил гитарной струной. Повалил на пол, прижал грудь коленом и задушил.
— Я его не трогал…
— Ты сам признался.
— После того, как меня три дня мордовали.
— Ну да, я эту телегу постоянно слышу. Суд твою вину подтвердил — так? Так. Всё. Панченко убили позавчера примерно в семь вечера. Алиби у тебя на это время нет. Вот — протокол осмотра места происшествия… отчет патологоанатомической экспертизы. «Механическая асфиксия вследствие удавления петлей… Удавливающий предмет — кабель адаптера переменного тока ADP-60DB портативного компьютера, находящийся на шее трупа…» Его повалили на спину, уперлись коленом в грудь и придушили шнуром от собственного ноутбука… Будешь писать признание?
— Нет.
Когда меня отконвоировали на третий допрос, в кабинете в ленивой позе сидел мужичок с потасканно-брутальной внешностью звезды второсортного ментовского сериала. Следак почти без предисловий оставил нас с ним вдвоем. Мужичок посмотрел на меня с вялым благодушием удачно опохмелившегося с тяжелого бодуна и кратко осведомился:
— Ну?
— Да, — сказал я.
Отойдя метров на десять от дверей изолятора, я набрал Настю. «…набран неправильно…» Я сам поразился силе предсказуемой горечи. Значит, что выходит — просто на телку меня купили? Что ж, в таком случае все у них выгорело. Ведь в огромной степени ради встреч с ней я и стал всем этим маяться…
Суки… Сука.
Был острый позыв шваркнуть трубу об асфальт.
Под ухом в очередной раз бибикнули. Я только сейчас сообразил, что сигналят мне. Черный 540-й «бумер» с тонированными стеклами. Я подошел к бордюру. Переднее правое стекло чуть съехало вниз — так, чтоб мне ничего не было видно внутри, но чтоб хватало места просунуть наружу несколько листов распечаток.
Это были документы девятилетней давности. Касающиеся выделения благотворительным фондом при нефтяной суперкомпании «ЛУКАС» денег на обучение в престижных столичных вузах талантливой местной молодежи. Я было оторопел — это-то мне зачем? — а потом углядел (ну конечно!) в списке кандидатов на облагодетельствование Дмитрия Северина, молодого художника.