В этот момент послышался душераздирающий животный вопль, дверцы противоположного бортика распахнулись, и на лед стремительно ворвалась черная корова. Тоже в короне, с бубенцами и бантами. Девицы бросились врассыпную, кто-то, не справившись со льдом, грохнулся и теперь быстро-быстро отползал к бортикам, чтоб не попасть под ноги черной королеве.
Рыжая отчаянно затрясла головой, взвихрив салют сверкающих искр, и тоже дико замычала. Скорость черной несколько снизилась, и только тут я увидела, что несчастное животное стоит на полозьях типа коньков. Видно, за эти полозья ее и вытолкнули на лед, да скорости не хватило. Теперь коровы стояли друг напротив друга, метрах в пяти, и голосили на весь Куршевель.
Мужики во главе с начальником необъятных северных территорий свистели, улюлюкали, махали руками. Словом, вели себя как завзятые болельщики на чемпионате мира по шахматам. Или, на худой конец, на матче между «Челси» и «Реалом».
Откуда-то из спрятанных динамиков, грянуло «Прощание славянки», черная корова вновь перекрыла истошным мычанием музыку, дернулась, придавая новое ускорение собственному телу, и продвинулась вперед еще на полметра. Рыжая открыла рот, будто собираясь испустить предсмертный вопль, содрогнулась всем телом, и вдруг ноги ее одномоментно подогнулись в коленях. Животное качнулось и боком завалилось на лед.
– Ура! – подпрыгнул, как воздушный шарик, главный российский миллиардер. – Ура!
Музыка мгновенно стихла, будто оркестру плеснули раскаленным сургучом в рот, в динамиках что-то крякнуло, и мужской голос, красивый, дикторский, торжественно объявил:
– Внимание! В бою за шахматную корону Альп победили черные.
В мгновение ока на льду образовалось немереное количество каких-то форменных мальчиков. Черную королеву споро развернули и укатили обратно, рыжую перетянули на парусиновую подстилку и волоком потащили в недра катка.
Шахматные фигуры повскакивали с мест и быстро оказались рядом с мужчинами. Стрельнуло шампанское, взвихрились пенные буруны. Часть жидкости, видно, попала на обнаженные тела младых прелестниц, и вдруг на моих глазах с ближней ко мне негритянки стала сползать кожа! Черные размокшие лохмотья, повинуясь току пенящейся жидкости, сгорали на глазах, открывая белые кости. Это было так жутко и так страшно.
И тут же неказистый мужичонка, припав к отваливающейся руке, стал, причмокивая, слизывать черные лоскуты.
Мне стало дурно, я ухватилась за бортик, потому что поняла: сейчас грохнусь в обморок. Настоящих каннибалов, да еще тут, в Куршевеле, я никак не готова была встретить.
– Дашка, смотри, это же шоколад! – восторженно взвизгнула Юлька. – Телки обмазаны шоколадом! Белым и черным. Гляди, как они их облизывают!
С трудом выплыв из морока дурноты, я заставила себя взглянуть на шахматных победителей. Олигархи щедро обливали девчонок шампанским и тут же радостно слизывали размягчившийся десерт. Со стороны это было похоже на пиршество вампиров.
– Пойдем, – дернула я Юльку. – Их надо в тюрьму сажать за жестокое обращение с животными!
– Здрасте, – хмыкнула девчонка, – жестокое? Смотри, как телкам нравится!
– При чем тут телки? – разозлилась я на Юлькину тупость. – Я о коровах говорю!
Омерзение от увиденного скрашивалось в моей голове одним: среди этих вампиров не было Марата. Да его просто не могло там быть! Потому что он не такой. В конце концов, не все же олигархи – сволочи. Как и везде, среди них тоже должны попадаться порядочные люди. Типа моего Марата.
Желание гулять пропало. Мы вернулись в номер и, принарядившись, принялись ждать. Я пыталась настроить себя на гармоническое согласие с действительностью. Юлька играла с мобильником в какую-то охотничью забаву. Ровно в десять позвонил портье и сообщил, что за нами прибыл автомобиль.
Мне несколько не понравилось, что Марат не поднялся в номер, но привередничать я не стала. После вчерашних эскапад хотелось выглядеть молчаливой и покорной. Ведь два этих качества, собранные вместе, невероятно красят женщину. Вспомнились лирические строчки какой-то поэтессы: «Я сегодня помолчу, я понравиться хочу». Вот я и стану молчать. Загадочные томные взгляды, грациозные движения тела и никаких слов. То, что я умная, он и так уже знает.
Внизу нас встретил незнакомый мордоворот:
– Вы Даша и Юля? Шеф приказал доставить вас в шале.
– А сам он где? – влезла любопытная племяшка.
– Встречает гостей, – коротко пояснил мордоворот.
Ах, ну конечно, он же хозяин сегодняшней вечеринки!
Ехали мы совсем недолго, больше времени ушло на повороты-развороты, чем на саму езду. Я почему-то ожидала вновь увидеть сказочный замок «Les Airelles» с симпатичными олешками по фасаду, а машина вдруг тормознула совершенно в другом месте. Небольшой, почти игрушечный домик с покатой заснеженной крышей выглядывал из-под огромных елей. Над крыльцом горел деревенский фонарь, окна светились ласковым теплым светом. От домика веяло таким уютом, таким домашним радушием, что хотелось как можно быстрей взбежать по деревянным ступеням, чтобы очутиться внутри, услышать, как трещат в печке сухие дрова, как скребутся в окно хвойные лапы.
– «Hameau du Cospillotin», – сказал водитель. – Приехали.
– Что это? – в один голос спросили мы.
– Был хутор, теперь – шале, – пояснил мордоворот. – Босс снял, ему тут нравится. Только свои, никто чужой не сунется.
* * *
По сравнению с роскошью «Les Airelles» и нашей «Le Lana», это шале и внутри выглядело совершенно по-деревенски – уютно и просто. Грубая деревянная мебель, стены, потолок, двери – все из того же дерева, добротного, прочного, тяжелого. Только полы разнообразили впечатление – квадратные, грубо стесанные каменные плиты. В центре холла, на возвышении, обитом тяжелой жестью, странная зубчатая жаровня с открытым огнем, над ней расписной короб шестиугольной призмы дымохода. Все нарочито солидное, словно гордящееся своей незыблемостью и простотой.
– Девочки, наконец-то! Проходите! – обрадовался Марат. – Как вам тут? Нравится? Правда, лучше, чем в наших люксовых бараках? Я в будущем году его на весь сезон сниму. Представляете, это шале всего на десять мест. Пять спален, пять ванных и все остальные навороты. Даже свой винный погреб!
– А для работы? – скромно поинтересовалась я.
– Дашенька, ну нельзя же журналистке, даже такой красивой, слишком много думать о работе! – засмеялся Марат. – Но если захотите – ради бога! Есть отменно оборудованный кабинет.
– Я не пойму, где мы находимся? – подошла к окну Юлька. – Это Куршевель или какая-то деревня?
– Вон, наверх взгляни, – повернул голову племяшки Марат. – Видишь подъемник? Это Cospillot. До Croisette пять минут пешком.
– Самый центр, что ли?
– Именно.
– Здорово! Я и не знала, что тут такое есть.