– Слушайте, – к нам подрулил гитарист из «Сплинов». – Я вот смотрю на все это и думаю: на хрена? Веришь, нет, – он обнял за плечи Вовчика, – как будто среди космонавтов нахожусь! Мегафон все это не мог в Москве или в Питере провести? Те же бесплатные концерты? Народ бы порадовал. Я вчера речь нашего преемника в Давосе слушал, просто плакал: средняя пенсия в России – сто долларов. А средняя зарплата – аж четыреста! Офигенный экономический рост! Утром хотел на лыжах покататься – прокат восемьдесят евро. Как раз – пенсия.
– Но вы же именно сюда приехали! – уколола его моя коллега. – Значит, тоже хотите приобщиться к этой жизни!
– Она че, дура? – спросил гитарист у Вовчика, кивнув на светскую обозревательницу. – Мы работать приехали, тетя! – уставился он на нее. – А от вашей фуагры у меня лично изжога! – Он смачно сплюнул себе под ноги и запил собственную злость водкой.
Неожиданный демарш сплиновца сбил радостную волну, на гребне которой мы пребывали. Вовчик, распрощавшись, тут же ушел, мы с Юлькой поплелись к машинам. А коллега громко заявила в освободившееся рядом пространство:
– Зачем только этих рокеров на приличные мероприятия зовут? Я всегда говорила, Коля Басков никогда бы себе такого не позволил.
* * *
То ли от шума, то ли от шампанского мы с Юлькой сидели в микроавтобусе какие-то усталые и не сильно задавались вопросом, куда нас везут. Это только потом я сообразила, что конечный пункт следования зависел от выбранного транспортного средства. Сядь мы в большой красно-белый «мерседес», оказались бы в боулинге, где проходил ночной турнир. Выбери одну из расфуфыренных черных машин – скорее всего, прожигали бы жизнь в благословенном «Les Caves». А мы уселись в самую демократичную повозку, в надежде что нас высадят на Croisette и будет возможность тихонечко прогуляться до дома.
Увы, это озарение снизошло на меня только после того, как машина миновала сверкающий огнями «Le Forum» и весело покатила дальше, не останавливаясь.
Компашка в нашем транспортном средстве подобралась весьма изысканная: сильно пьяная эстрадная звезда, которую я видела лихо отплясывающей на столе, ее спутник, массивный человек со смутно знакомым лицом выбывшего в тираж политического деятеля, и двое весьма приятных, но занятых исключительно друг другом мужчин. Одного, кажется кинопродюсера, я частенько наблюдала на премьерах в Доме кино, второй слыл экстравагантным и модным театральным режиссером, получившим недавно за особые заслуги целый театр.
– А куда мы едем? – завертела головой Юлька.
– Как куда? К Лехе! – ответил режиссер.
Ни кто такой Леха, ни зачем мы туда тащимся, я не знала, просто решила положиться на судьбу.
– А в какой ресторан? – продолжила расспрос племяшка.
– У него все шале – ресторан, – хихикнул киношник. – А вы кто? Эскорт?
– Мы – журналисты, – обиделась Юлька.
– То есть к Лехе впервые?
– Ну.
– Тогда слушайте и запоминайте! Кстати, моя фамилия – Лыков, а он – Практюк.
Будто мы с Марса и их не узнали.
– А я – Набокова! – тут же пьяно хихикнула певица. – Запомните или записать?
В этот момент автобусик мягко затормозил у пряничного домика, закутанного в пуховую шаль сугробов. Домик мягко и тепло светился, на огромных елях, теснящихся вокруг, висели желтоватые вытянутые лампочки в форме свечей. Чисто выметенную дорожку с обеих сторон освещали красивые искрящиеся факелочки, на широких деревянных ступенях стояли, чуть ли не в человеческий рост, Дед Мороз и Снегурочка. Все это я разглядела из-за ажурного металлического забора тонкой ручной ковки.
Слева от распахнутых ворот изгородь украшал ряд люминесцентных табличек: «Private possession», «Le domaine privé», «Частное владение».
«Круто!» – решила я и тут же углядела еще большую крутизну.
От калитки справа висела совершенно родная потертая табличка с овчарочьей мордой и полустертой надписью «Осторожно! Злая собака!». Такие «произведения искусства» украшали чуть ли не каждый забор в нашем дачном поселке. Точно такая же скалилась ворам и прочим злоумышленникам с ворот наших шести соток, хотя собак у нас отродясь не бывало.
Под отечественной «овчаркой» сияли две новехонькие таблички. Первая предназначалась криминальным французским элементам и предупреждала: «Dangereusement! Un chien méchant!» – «Опасно! Злая собака!» Вторая целилась в англичан. Тоже известный народ! Не зря Шерлок Холмс именно оттуда: «Dangerously! A malicious dog!»
«Что же это за Леха такой? – ломала голову я. – Куда мы вообще попали?» Утешало единственное: попали не мы одни.
От крыльца уже бежал лакей в красной ливрее, будто действительно выскочивший из русской сказки. Мы вошли в шале и тут же наткнулись на рыжего родного дядю Сему. Стало спокойнее.
– Девчонки, – предупредил дядя Сема, – тут без церемоний. Каждый делает что хочет. Короче, Запорожская Сечь.
– Кто? – Мне показалось, что я ослышалась.
– Или где там Стенька Разин выпивал? Короче, скоро будут княжну топить. Это, конечно, не мои маски-шоу, но тоже должно быть весело. Только к речке близко не подходите!
Какая сечь? Какая княжна? А речка тут откуда? А, ладно, разберемся, не впервой.
Мы вошли в громадный холл. Я, честно говоря, даже озадачилась: как такой мог поместиться в столь маленьком домике?
Посредине холла, перерезая его надвое, струилась ярко-голубая речка.
«Обманка, – решила я, – световой эффект».
Однако речка оказалась самой настоящей. По крайней мере, вода в ней присутствовала и была исключительно мокрой (я рукой попробовала). Сквозь прозрачную синь просвечивали разноцветный галечник и светлый песок. Под водой у речных берегов плавно выгибалась ярко-зеленая растительность, меж узорчатых листьев которой сновали яркие пышнохвостые рыбки.
– Ты когда-нибудь что-либо подобное видела? – ошарашенно обратилась я к Юльке.
– В Эмиратах, в отеле. Но тут круче!
Шириной удивительная речка была метра три, не перескочишь, длина представлялась невнятной: исток терялся в глубине холла, а устье упиралось прямо в дальнюю стену, вернее, под нее, безмолвно втягиваясь в каменный серый грот.
В глубине зала, видимо, у речкиного начала, наблюдалось оживление, шум и крики перемежались диким хохотом и звонкими шлепками. Конечно, моя профессия позвала меня в дорогу.
На крупных светлых голышах, спустив в воду нескончаемые ноги, восседали русалки. Хвосты, усыпанные бисерными блестками, вальяжно возлежали рядом. Кроме хвостов, крепившихся тонкой перепонкой к интимным местам, на русалках больше ничего не было. Длинные белокурые волосы целомудренно прикрывали груди.
Речные дивы, видимо выполняя указания талантливого режиссера, скромно опустив очи долу, плели незамысловатые веночки из петрушки, сельдерея, вкрапляя в них цветные пятна, которые ловко изымали из стоящих рядов горшков с неизвестными мне растениями, цветущими лиловыми и розовыми колокольчиками.