К образованию детей их отец, Евгений Викторович Ропшин, в просторечии ЕВР, известный банкир, относился очень серьезно! И постоянно строго указывал Нике:
– Мои дети должны читать то, что им положено по статусу, а совсем не то, что валяется у них на тумбочках!
– А что такого у них на тумбочках? – наивно удивлялась Ника. – Марфи про любовь читает, так она – девочка, ей надо. А Петруша – вообще только инструкции к компьютерным играм.
– Вот-вот! – недобро хмурился ЕВР. – У Марфи в дневнике вчера прочел, что она страшно сочувствует какой-то семнадцатилетней путане, Петр заснул в обнимку с этим недоумком Бондом.
– Что? – похолодела Ника. – Не может быть, в доме чужих не было… – Сообразила, о чем речь, облегченно выдохнула. – А Марфинька… Чужие дневники вообще читать неприлично! А книжку ей подружка дала. Про пороки, так сказать, нашего общества. Должны же ваши дети, практически изолированные от внешнего мира, как-то познавать правду жизни!
– Вот пусть и познают на героических примерах, а не читают черт знает что! Никакого исторического воспитания! Их родной отец когда-то читал исключительно полезные книги…
– Какой отец? – еще больше запуталась Ника. – А вы что, не родной? А где тогда их отец?
– Какой отец? – опешил ЕВР. – А я кто?
– Кто? – Ника разозлилась. Мало того что ее запутал, так и сам запутался. – Откуда я знаю? Сами сказали, что их родной отец читает умные книжки.
– Ну.
– А вы, кроме биржевых котировок и анекдотов, вообще ничего не читаете! Что мне детей заставлять цены на нефть и курсы валют учить наизусть? Как стихи?
– Зачем вы так… – умерил свой напор ЕВР. – Дети Ропшина должны читать…
– Что?
– Познавательную и полезную литературу о личностях, в результате титанической деятельности которых и было сформировано великое Российское государство.
Ника задумалась:
– Про Путина, что ли? Неужели про него уже успели любовные романы сочинить? Или детективы? Не встречала… А кто написал? Донцова? Или Акунин?
ЕВР Никиному вопросу, как ей показалось, удивился, но вида не подал.
– И про Путина – тоже. Но главным образом про личностей более, так сказать, прошлых дней, типа Петра Первого и Марфы Посадницы.
Поэтому сегодня же посетите вместе с детьми книжный магазин. Вернусь – проверю. – И ЕВР раздраженно цыкнул зубом.
«Ясно, – подумала Ника, – опять деток биографиями тезок придется мучить! Нет бы по-нормальному назвать: девочку, например, Анжеликой, а мальчика – д’Артаньяном. Тогда бы девочка читала книжки про маркизу ангелов и страстную красивую любовь, а мальчик – про мушкетеров. Хотя мальчика можно было бы назвать и Димой, как Харатьяна, тогда он бы читал про «гардемаринов вперед», а девочку – все равно только Анжеликой!
Увы, Марфа и Петр были уже названы именно так, еще десять лет назад, как раз когда родились, так что переназывать все равно поздно. А именами, столь милыми Нике, были названы две бестолковые, хоть и очень симпатичные собаки – Анжи и Дарик.
Это, конечно, надо было постараться: четвероногим, пусть приятным, созданиям дать такие красивые, изысканные имена, а родным детям…
Ну не могла Ника этого безобразия понять!
С другой стороны, указания ЕВРа обсуждению не подлежали. Их следовало просто неукоснительно исполнять. Хотя чего вдруг он воспитанием детей озаботился? Ладно, книжный так книжный.
Она обновила едва заметную светло-розовую помаду на губах, напевая, открыла дверь и нос к носу столкнулась с Геной.
И все. Настроение было испорчено. Безвозвратно.
Конечно, Гена приехала некстати. Да «кстати» она вообще никогда не приезжала. Есть же люди с такими индивидуальными особенностями! Ну, скажите, чего таскаться в приличный дом, где живет практически полноценная семья, то есть отец, дети и няня? А Генриетта дня не пропустит! Вот и сейчас ворвалась как фурия, Нику чуть с ног не сбила, лицо в пятнах, шляпка набок, на длинном шелковом шарфе – дырища, видно, своим же каблуком и порвала, наступив…
– Боже, как я устала от этого дорожного хамства! – жеманно и томно проговорила Гена, картинно заламывая ухоженные тонкие, длинные пальцы с такими же по размеру ярко-зелеными в крупных ромашках ногтями. – Представь, на секундочку остановилась у бутика, ну того, нового, что у вас на углу открыли, а у меня отобрали права!
– Опять? – ахнула Ника. – Неделю же назад уже отбирали!
– В том-то и дело… – печально вздохнула Генриетта. – Эти – предпоследние…
– Как это? – Ника почувствовала себя полной дурой.
Вот у ее бывшего мужа Сереги тоже были права, и когда их за нетрезвость состояния отбирали, он с горя напивался еще сильнее. Потому что как жить – без всяких прав? А у Гены только на Никиной короткой памяти права отбирали уже раз сто! Поскольку Вероника была девушкой совершенно не любопытной, а, наоборот, любознательной, да и гостью все же полагалось занять разговором, она так прямо ее и спросила:
– А почему предпоследние-то? Остальные – где? Все поотбирали?
– Конечно! – гордо и даже заносчиво ответила Гена. – Я же взяток не даю! Приходится рассчитываться личными правами.
– Тогда чего расстраиваться? – недоуменно уставилась на нее Ника. – Если еще не все отдали – жить можно! Я тоже очень гаишников не люблю. И очень вас понимаю!
– Вероника, – устало поморщилась Генриетта. – Ну что ты можешь понять? Ты же не водишь машину…
– Не вожу, – покорно согласилась девушка. – Пока. Но ЕВР сказал, как только я обживусь в Москве, он оплатит мне автошколу, чтобы я была свободна в передвижении.
– Что?
Гена так подпрыгнула на стуле, что с ее хорошенькой головки слетела невнятная соломенная пендюрка, гордо именуемая шляпкой от Гуччи, и на белый свет явилось… У Ники даже слова не нашлось, чтобы ЭТО назвать. Короче, то, что когда-то именовалось волосами. Густо-оранжевого цвета с ярко-синими вкраплениями. Словно окунули в нечистый таз с оранжевой половой краской старую мочалку, а потом ее же сунули в банку с остатками синьки.
– Ох… – только-то и вымолвила Ника, поскольку мгновенно потеряла дар речи. Оставшихся от потрясения сил всего и хватило, чтобы ощупать свои роскошные белокурые локоны: на месте ли?
– Ну, теперь ясно, почему я так спешила? – Гена ловко взбила мочалку когтями. – Вот если бы в ГАИ служили женщины, они бы меня поняли! Я ведь как раз торопилась в салон…
За полгода жизни в доме ЕВРа, куда, собственно, и пристроила ее Гена, Ника видела ее всякой: лимонно-розовой, фиолетово-зеленой, блондинкой, брюнеткой. Рыжей, в конце концов! Но вот такой – чисто клоун! – ни разу! Перекрашивать волосы было Гениной страстью, и, как ко всяким полезным хобби, Ника и к этому относилась с уважением, то есть не осуждала. Но выбрать такое сочетание цветов…