Ленни улыбнулся. Он не раз работал с любителями, поэтому им так легко от него не отделаться.
— Вот что я вам скажу, — изрек он. — Лучше будем держаться все вместе.
Они находились на мертвых обочинах когда-то оживленного порта, на участке с битым стеклом, сгоревшими автомобилями и граффити. Заржавевшие таблички на сломанных оградах напрасно пугали немецкими овчарками с волчьей кровью и приговорами угрюмых судей. Единственным признаком жизни вокруг оставались железнодорожные рельсы с длинными шеренгами вагонов, ожидающих разгрузки в доках.
— Может быть, безопаснее идти вдоль линии, — предложил Сидней, когда они подошли к неохраняемому переезду со шлагбаумом. — Наибольшая вероятность не напороться на полицию. — Его вещи лежали в старом матерчатом рюкзаке, свободно свисавшем с худых плеч.
Ник следовал за ним с небольшим чемоданчиком, последним шел Ленни, таща непомерную спортивную сумку «Найк». Железнодорожная колея изящно извивалась между заброшенными складами, украшенными старыми выцветшими рекламными плакатами, потом вышла на людный товарный двор.
— Может быть, в поезд сесть? — предложил Ник, заглядывая в пустой товарный вагон.
Сидней остановился, оглянулся на него, кивнул:
— Может быть.
Ленни рванулся вперед, тряся головой.
— Будь я проклят, не сядем мы ни в какой поезд. Возьмем напрокат «корсу». И кончено.
Ник пожал плечами, побрел вдоль железнодорожного полотна. Сидней остался стоять у открытых дверей товарного вагона.
— Знаете, мысль не такая плохая, — сказал он. — Судя по табличке, этот вагон идет на юг до Паленсии. Сэкономим кучу денег, получим немалое удовольствие.
Ленни шел дальше.
— Не думаю, мистер Ноулс, будто жизнь доставляла вам чертовски много радостей и развлечений! — крикнул вслед ему Сидней. — Когда я был в вашем возрасте… — Он не закончил фразу.
Когда Сидней был в возрасте Ленни, путешествие не обеспечивалось простой покупкой путевки в туристическом агентстве. Нынче искусство запрыгивать в поезд забылось, а в 1937 году Сиднея учили люди, которые обучались у тех, кто объездил по рельсам весь мир от Берлина до Билокси, от Кавказа до района пыльных бурь на западе США. Они сами давно превратились в пыль, но и через семьдесят лет испанский подвижной состав, похоже, ничуточки не изменился. Он провел пальцами по ржавым перекладинам лестницы на крышу, ностальгия оживила постаревшие органы чувств. Железо, дерево, смазка пахли и чувствовались на ощупь точно так же, тяжелые двери точно так же могли отрубить пальцы, а вместо прежнего совета не грузить в вагон больше ста человек или двадцати лошадей ныне красуется предупреждение, запрещающее перевозить опасные вещества. И за этим грязным двором Испания наверняка осталась прежней, кроме новых указателей на старых дорогах и современных зданий в древних городах. Люди будут выглядеть как прежде, хлеб будет иметь прежний вкус, разве что в стране стало безопаснее, чем на протяжении многих столетий. Сидней коснулся холодных полозьев вагонных дверей и повернул голову в тот момент, когда Ленни двинул Ника по спине, после чего пререкавшаяся пара исчезла за изгибавшимися дугой вагонами. Он подумал, не дать ли им уйти, дальше действуя в одиночку, потом взглянул налево, откуда за ним наблюдали трое юнцов в надвинутых на глаза капюшонах. Давно следят?
— Твоя проблема в том, — объявил Ник, — что ты параноик. Постоянно думаешь, будто каждый старается тебя надуть.
— Кто тебе сказал, будто я параноик? — потребовал Ленни ответа, хрустя кроссовками по гравию в пятнах смазки. — Нехорошо расхаживать, отпуская вольные замечания насчет психического здоровья людей, Никель. Это грубо.
— А по спине меня бить хорошо?
— Ты этого заслуживаешь, потому что кидала.
— Теперь я уже кидала?
— Ты всегда был кидалой, Ник. Никакой верности. Через две минуты после приезда сюда меня предал.
— Предал? Согласие на континентальный завтрак вместо гамбургеров вряд ли можно назвать предательством.
— Не важно, что ты сделал, но сплотился с Эль Сидом, значит, я уже не могу на тебя положиться.
— В чем?
Ленни помолчал. Пухлое лицо покраснело под утренним солнцем.
— Видишь, Никель? Сам факт, что ты спрашиваешь, говорит обо всем. — Он с высокомерным презрением зашагал дальше. — Ленни знает и очень, очень разочарован.
— Меньше, чем Сидней, — тряхнул головой Ник. — Старик наверняка решил, что связался с парой истинных идиотов. — Он оглянулся назад. — Кстати, где он?
— Видишь, что я имею в виду? — усмехнулся Ленни. — Не можешь даже уследить за чертовым пенсионером. Пойди поищи.
Ник бросил чемоданчик и пошел обратно вдоль рельсов. Ленни Ноулс никогда не признает обязательств, никогда не несет ответственности и никогда — никогда — не извиняется. Твердо придерживается неписаного закона, предписывающего рабочему классу тупое упрямство, и Ник пришел к выводу, что легче подчиняться, чем спорить. В его обществе вообще не было бы ничего приятного, если бы Ленни все время не протыкал выдуваемые им самим пузыри. Держит яйца в одной корзинке и чем быстрее и выше жонглирует, тем скорей вынужден утираться. Только поэтому стоит держаться с ним рядом. По крайней мере, так говорил себе Ник.
Он заулыбался на повороте, а потом только охнул. Сидней распластался на откосе, лежа на гравии охапкой поношенной фланели и габардина. Трое юнцов в серых, низко опущенных капюшонах стояли над стариком, широко расставив ноги, низко нагнувшись, обшаривая карманы. Один крысиным инстинктом почуял ошеломленный взгляд Ника и злобно оглянулся. Глаза над длинным носом и изящной бородкой сверкнули в темноте кинжалом. Подобно гиене с окровавленной мордой, глядящей на возмущенную лань, грабитель как бы приглашал Ника сделать шаг, но тот ног под собой не чуял. Ужас застыл в желудке и венах холодной ртутью, приковывая к земле своей тяжестью.
Он наблюдал, как заметивший его парень извещает об этом сообщников, замотал головой в немом ужасе, когда вся троица, оставив старика в грязи, медленно и осторожно направилась к нему, произнося тихие слова на отрывистом языке. Сочувственная нервная система Ника внезапно очнулась и предложила на выбор бежать или драться. На его взгляд, выбора вообще не было, и он побежал со всей скоростью, на какую были способны свинцовые ноги. Грабители погнались за ним, хрустя по гравию подошвами и рассыпаясь веером.
— Помогите! — завопил Ник.
Находившийся в двухстах ярдах Ленни увидел его и устало тряхнул головой, затянулся сигаретой, оторвался от вагона, к которому прислонялся. Обождал, пока Ник окажется в двадцати ярдах, лишь тогда загасил сигарету, а когда показались преследователи, предстал перед ними. Схватил за руку пробегавшего Ника и прошипел:
— От кого бежишь, Никель?
— Угадай, — пропыхтел тот.
— От тех кретинов? — Он оттолкнул Ника в сторону, шагнул вперед. — Где Эль Сид?