— За девушкой смотри… Хотя не нужна она никому, я думаю… — Он внимательно посмотрел на меня. — Кроме тебя, конечно.
Меня бросило в краску.
— Ну и духота, — сказал я, надув щеки. — Градусов, наверное, двадцать пять на улице.
Я неторопливо брел к дому. На улице жарко не было — часто набегавшие тучки скрывали солнце, кроме того, дул северный ветер. Я понимал, что положение, в котором оказались мы с Мариной, слишком неопределенное. Нужно было что-то решать. Нас тянуло друг к другу, но я был женат и вовсе не собирался обманывать свою жену, ведь мы были вместе уже двадцать пять лет. Но с другой стороны… С другой стороны, такого чувства, как к этой девушке, я не испытывал никогда раньше, и я понимал, что маленькое пространство отделяет меня от пропасти, и если я преодолею его, то уже ничто не остановит меня — не остановят ни здравый смысл, ни моральные, ни религиозные принципы.
— О! Какая приятная встреча. Здравствуйте, любезный Сергей Игоревич. Прогуливаетесь?
Передо мной собственной персоной, в костюме и галстуке, стоял Александр Петрович, о котором мы только что вспоминали дурным словом.
— А я тоже, знаете ли, прогуливаюсь. Приятная встреча. — Он улыбнулся, сверкнув золотым зубом.
Врал он. Все врал, хотя и был я в задумчивости, но все ж таки заметил, что вышел он из черной «Волги», стоявшей неподалеку.
— Я бы даже сказал «случайная встреча», — спровоцировал я, нарочно посмотрев на «Волгу».
— Совершенно верно, случайная, — проследив за моим взглядом, нарочито подтвердил он. — А вы, Сергей Игоревич, человек до крайности наблюдательный — для кого-то случайная, а для кого-то, пожалуй, и нет. Скрывать не стану, у меня имеется к вам несколько вопросов. А вы домой направляетесь?
— Домой.
— Ну позвольте тогда, я вас и препровожу.
Мы пошли рядом.
— Догадываюсь я, что это за вопросы. Должно быть, о Марине, — сказал я с некоторым раздражением.
— А вот и не угадали! — воскликнул радостно Александр Петрович. — О литературе — милейший Сергей Игоревич. О литературе, о чем еще могут говорить два случайно встретившихся интеллигентных человека!
— Если интеллигентных, тогда о женщинах и о выпивке. Или вы хотите, чтобы я вас домой пригласил?
— Нет. Ничуть не беспокойтесь, любезный. У меня ведь только несколько чисто профессиональных вопросов, а я предисловие разовью, бывает такое обширнейшее, что просто ужас. Ведь вы сейчас книгу о Фредерике Рюйше пишете?
— О! — Я даже поперхнулся воздухом. — Откуда же вы знаете, о чем я пишу?
— Из прессы, милейший Сергей Игоревич. Читал газету «Вечерний Петербург», где с вами большое интервью опубликовано, вы там и изволили раскрыться.
Его немилицейские словесные обороты меня раздражали. Тоже мне Порфирий Петрович хренов.
— Правда, говорил я такое. Не знал, что вы газеты читаете, думал — протоколы в основном.
— Это правда, но надеюсь, вы меня уязвить не желаете?
— Не желаю, — ответил я, хотя и желал уязвить, да посильнее. Не нравился мне этот тип. Что у него на уме?
— И не только из газеты, но и в отделе антропологии Мария Николаевна — специалист по Рюйшу — о вас говорила, что вы тоже интересовались. Помните такую?
— Да, конечно, помню.
Я действительно часто наведывался к ней, когда собирал материал о Рюйше, да и в Библиотеке Академии наук целыми днями просиживал. Материала было до крайности мало, и его приходилось собирать по крупицам.
— Так вот. — Александр Петрович достал пачку сигарет и протянул мне для угощения, я поблагодарил, он вынул сигарету и прикурил. — Так вот, — затягиваясь дымом, продолжал он, — у меня и вопрос к вам как к специалисту по Фредерику Рюйшу.
— Тогда вам, Александр Петрович, не ко мне. Я ни в коем случае не специалист по Рюйшу, я, конечно, почитал кое-что, почитал… Но я никак не могу считаться специалистом, а вот Мария Николаевна — да, это мировая величина… Так что вам лучше к ней. Да и вообще, что вас может интересовать в этом анатоме, умершем в начале восемнадцатого века да еще и в Голландии?
— Да вот меня интересует один странный вопрос. Может быть, вы, любезнейший, поймете, почему я пришел к вам, а не к ученым-специалистам. Вопрос касается секрета мумифицирования людей, который изобрел этот ученый.
— Бальзамирования, — поправил я, хотя, по сути, разницы не было.
За разговором мы дошли уже до моего дома и остановились на углу возле детской площадки.
— Ну да, пусть бальзамирования. Так вот. Скажите мне, любезный Сергей Игоревич, а не мог ли этот секрет дойти до наших дней?
Я усмехнулся.
— Как раз об этом я сейчас и пишу. Об этом мечтают многие анатомы уже три века. Я думаю, что теоретически дойти мог. У Рюйша было двое детей. Сын умер еще до кончины самого Рюйша, а дочь Рахиль пережила отца на девятнадцать лет, но, судя по всему, секрета не раскрыла, а может быть, и не знала. А сам Рюйш был, по-моему, слишком жаден до денег, чтобы делать подарки человечеству.
— Значит, никак.
— Нет. Думаю, никак, — развел я руками. — Надеюсь, я вас не очень огорчил.
— Ну хорошо, — не отставал привязчивый Александр Петрович. — А другими путями какими-нибудь?
— Что значит «другими»?
— Ну если бы не он сказал, если бы украли?
— Кражи — это по вашей части… А впрочем, ведь ходили слухи о том, что Рюйш передал секрет Петру Первому. Конечно, это маловероятно — слишком жадным был старик. Но я пишу в своем романе о том, что секрет продал Петру слуга Рюйша. Потом Петр передал его врачу Блюментросту, тот после смерти Петра в свою очередь передал его хранителю Библиотеки Академии наук Шумахеру, и секрет этот уже после смерти самого Рюйша (должно быть, такая была у Петра договоренность при покупке) был опубликован в 1743 году доктором Ригером. Но секрет оказался, как говорится, туфтой. Это было не бальзамированием, а приготовлением спиртового раствора, который не был секретом и о котором знал всякий анатом.
— Удивительно, что этот секрет, который знали все, передавался несколько десятилетий как великая тайна. — Александр Петрович пожал плечами. — Неувязка какая-то.
— Ну да, — согласился я. — Тут есть неувязка, но так считают ученые, изучающие жизнь Рюйша.
— Непонятно. Если все знали, что это спиртование, а не бальзамирование… непонятно.
— Здесь действительно много неясного, — согласился я.
— Самая большая ошибка людей в том, что они считают себя умнее других. Им кажется — ну я-то их всех обманул, у меня комар носа не подточит. Работа в милиции научила меня смотреть на вещи с другой стороны. Но ведь послушайте, Сергей Игоревич, ведь Петр что-то понимал в медицине. Ведь его надуть не просто было, да и опасно… Но если даже допустить, что Петра надули, то он все же передал секрет врачу — как там его фамилия — Блюментросту, и тот в свою очередь передал специалисту. А опубликовали, простите великодушно, туфту. Признавшись, можно сказать, принародно в своей некомпетентности.