«Пойду жить в библиотеку». Такая перспектива ее подбодрила, она представила себя при свете свечей, сидящей за столом перед огромными раскрытыми фолиантами. Она может принести из дома чемодан с вещами, арахисовое масло и крекеры и какое-нибудь одеяло, составить два кресла в читальном зале, там прекрасно можно поспать…
Она вошла в лес и немедленно погрузилась в тишину и прохладу, как будто нырнула в воду бассейна. Тучи комаров вились вокруг ее лица, и она отгоняла их нетерпеливыми движениями. Тропа была уже, чем ей показалось ночью, и почти заросла кустами осоки и лисохвостом. Резко крикнула птица, и Харриет даже подпрыгнула от неожиданности — фу-ты, ну чего она так испугалась, это же просто ворона каркнула! Заросшие лианами деревья образовывали сплошной заслон — по такому лесу не очень-то погуляешь! Харриет задумалась и не замечала все усиливающегося равномерного гудения, пока чуть не наступила на дохлую змею (не ядовитую, поскольку голова у нее не была треугольной), лежащую на тропе с распоротым брюхом, так что кишки были размазаны по земле. Змея была удивительного цвета — зеленая, как игристое вино, с блестящей чешуей, напоминающей иллюстрацию к сказке о Короле змей, которую ей в детстве читала Либби: «И тогда Король змей сказал честному пастуху: „Хорошо, я исполню твою просьбу. Я три раза плюну тебе в рот, и ты начнешь понимать язык зверей. Но смотри не говори никому об этом даре, а то люди возненавидят тебя и убьют…“»
С правой стороны от тропы на мокрой земле Харриет увидела отпечаток мужской ноги большого размера. Она так испугалась, что побежала вперед, задыхаясь, прикладывая руку к правому боку. Она выбежала из леса и вдруг встала как вкопанная, потому что почувствовала, что уже не одна. Кузнечики стрекотали оглушительно, она прикрыла глаза от солнца оранжевой книжкой, оглянулась по сторонам и…
Периферическим зрением Харриет заметила движение — серебряный блик, как солнечный зайчик, попал ей в глаза, словно упал с неба. Она подняла глаза и вздрогнула — по лестнице на водонапорную башню полз человек, с трудом перебирая руками. Ну вот, опять этот блик, — видимо, его металлические наручные часы ловили солнечный свет, как сигнальное зеркальце.
С бьющимся сердцем она сделала шаг назад в лес и спряталась за свесившейся с дерева лианой. Да, это был он. Черные волосы, очень худой. Облегающая футболка с какими-то непонятными разводами на спине. Ветка заслоняла ей вид, и она отодвинула ее от лица. Парень уже долез до верха и теперь стоял на узком балконе, опоясывающем башню. Постояв минутку без движения (руки на бедрах, глаза смотрят в пол), он нагнулся и, держась за низкие перила, довольно быстро и легко двинулся влево и исчез из виду. Харриет ждала. Через какое-то время он появился с другой стороны башни. В этот момент в лицо Харриет прыгнул дурной кузнечик, и она отпрянула, наступив на ветку. Раздался хруст, и в ту же секунду голова Дэнни Ратклиффа дернулась в ее сторону. Харриет замерла. Неужели он мог услышать хруст ветки с такого расстояния? Невероятно, но он услышал его, потому что голова его была повернута точно в ее сторону, и он замер, обратив на нее свои блестящие серебристые, наполненные светом глаза. Он отвел взгляд, а затем, к ее ужасу, начал быстро спускаться вниз по лестнице.
Харриет повернулась и побежала прочь по узкой, пронизанной жужжанием насекомых тропе. Она уронила книжку, вернулась, схватила ее, перепрыгнула через мертвую змею и выскочила на пустырь, на котором стоял один из старых складов. Позади она услышала трест веток — он бежал за ней! Что делать, где спрятаться? Она побежала было к складу, но тут же поняла, что будет ошибкой прятаться там, — если он найдет ее, она уже никогда не выйдет из этого сарая. Обогнув склад, Харриет помчалась по открывшейся за ним гравиевой дороге к реке. Кровь стучала у нее в висках, как монетки в копилке, с каждым шагом ноги наливались тяжестью, отказывались двигаться быстрее, еще быстрее, в ушах стоял хруст гравия — от ее шагов? От его шагов? Дорога уходила резко вниз. Можно было поскользнуться, но Харриет боялась замедлять бег, теперь ноги, казалось, бежали помимо ее собственной воли, работая как поршни тяжелого, грубого механизма, подталкивая ее вперед, и вдруг дорога вывела ее прямо на дамбу, перекрывающую реку.
Дамба! Она замедлила бег, дрожа от усталости, нырнула в густой кустарник, отделяющий дорогу от реки, на четвереньках пробралась сквозь него и выглянула наружу. Харриет услышала реку раньше, чем увидела, и вот она уже стояла на узком пляже, подставляя прохладному ветру разгоряченное лицо, глядя на воронки и маленькие вихри, гуляющие по желтой поверхности воды. На берегу было полно народу: черные и белые, старые и молодые, люди ходили, сидели, жевали бутерброды, рыбачили.
Воздух был свежий и слегка попахивал гнилью. Харриет сунула книжку в рюкзак и на негнущихся ногах пошла вдоль воды. Она прошла мимо квартета рыбаков, мимо старой дамы в бермудах, дремлющей в плетеном кресле, мимо другой дамы, загорающей в шезлонге, мимо негритянской семьи, разложившей ланч на розовом платке прямо на песке, мимо детей, с визгом брызгающих друг на друга водой… Ей казалось, что все разговоры прекращались, когда она проходила мимо, что люди замирали и с подозрением смотрели на нее. Один раз она вздрогнула и обернулась — вслед ей действительно глядел худой темноволосый парень, немного похожий на Дэнни Ратклиффа, но это был не он. И все же ощущение опасности усилилось настолько, что Харриет стало казаться, что все эти люди без исключения хотят ей зла. Опустив голову, стараясь не глядеть по сторонам, она продвигалась по вязкому песку пляжа, мучительно пытаясь предугадать действия своего врага. Что он предпримет? Если он не дурак, он попытается обойти ее с другой стороны, подкараулить в том месте, где она будет выходить с пляжа, и выскочить из-за дерева или машины. Ей же надо добраться домой, так? Придется идти только по большим улицам, не срезая углов. Нет, глупо! И на больших улицах бывает совсем мало народа. А около баптистской церкви работают бульдозеры — кто услышит, если даже она закричит? Кто услышал Робина? А ведь его сестры были с ним на одном дворе.
Пляж постепенно сузился, людей стало значительно меньше. Харриет решила, что пора выбираться отсюда, и начала подниматься вверх по заросшим мхом ступеням старой лестницы. На повороте, на маленькой площадке, она чуть было не споткнулась о грязного малыша, на коленях у которого сидел еще более грязный младенец. Перед ними, наподобие салфетки для пикника, была расстелена старая мужская рубашка, а на ней стояла на коленях Лашарон Одум и раскладывала кусочки шоколада на большом мягком листе лопуха. В трех пластиковых стаканчиках, расставленных на рубашке, была налита какая-то подозрительная желтоватая жидкость — скорее всего, вода из реки. Однако внимание Харриет привлекли не маленькие грязные оборванцы, а нечто другое, отчего все мысли о Дэнни Ратклиффе в мгновение ока вылетели у нее из головы, — на руках Лашарон были ее красные садовые перчатки, подарок Иды! Грязные, порванные, заляпанные жирными пятнами. Кровь застлала глаза Харриет. Не говоря ни слова, она бросилась к Лашарон и выбила лист лопуха у нее из рук. Куски шоколада разлетелись во все стороны, а Харриет прыгнула на изумленную Лашарон и повалила ее. Перчатки были велики, так что Харриет не составило труда сорвать одну из них с руки Лашарон, пока та не поняла, в чем дело, и не начала драться.