— Всего три года? И такие впечатляющие достижения. Скажите, как вы делаете типирование для трансплантологии?
— Сказать по правде, таких анализов у нас сейчас мало. Местных кандидатов на пересадку обычно обследуют в одном из университетских медицинских центров, а то немногое, что делаем мы, отправляем в Покателло.
— Вы ведете записи результатов типирования тканей?
— Не всегда. Вообще-то мы можем по нашей программе контроля качества обобщить сведения о тех пациентах, у кого отмечены специфические результаты анализов, включая типирование тканей, но раскрывать их имена... Впрочем, я понимаю, как это для вас важно, Бен. Думаю, что смогу сделать для вас исключение. Я имею в виду, что вы уже почти один «из наших», так сказать.
Она одарила Бена таким многозначительным взглядом, который ясно говорил о долгих одиноких ночах в штате Айдахо. Он понял, что с учетом его будущей предположительной должности в системе «Уайтстоун» готовность Ширли посвятить его в данные о пациентах вовсе не выглядела как нарушение служебных обязанностей. Скорее, это была попытка оказать ему любезность. А Бен очень нуждался в копии списка тех, чью кровь брали на типирование тканей. Обнаружение в этом списке имени Лонни Даркина означало, что от Мэрилин Кристиансен, при всей ее доброте и сочувствии, потребовались бы серьезные объяснения. Но пока что...
— Послушайте, Ширли, — услышал Бен собственный голос, — это действительно очень любезно с вашей стороны, но я хотел бы просто ознакомиться с работой вашей лаборатории. И еще, насчет встречи вечером... Я очень хотел бы пригласить вас куда-нибудь на обед, поговорить, но считаю своим долгом сказать, что дома, в Чикаго, я недавно... короче, мои отношения с одним человеком стали довольно серьезными, поэтому максимум, что я могу вам предложить, — это поговорить.
Вот так. Интересно, имел бы успех частный детектив из книжек Трэвиса Макги, если бы вел себя таким образом?
На лице Ширли отразилось чувство, которое никак нельзя было назвать разочарованием. Странно, но Каллахэну даже показалось, что ей стало легче.
— Спасибо, Бен, — сказала она. — Спасибо за откровенность. Пойдемте, я покажу вам лабораторию.
Пока он с Ширли обходил помещения, в которых шла работа, в его голове необычайно четко начало вырисовываться некое действо. Будто бы он, Бен, находился в каком- то зале суда, ходил взад-вперед и подвергал перекрестному допросу некую нервничающую женщину с неясными чертами лица. Правда, Бен был уверен, что это Ширли.
— Могу предположить, — говорил он, — что Лонни Даркина никогда не стали бы использовать в качестве донора костного мозга, если бы его кровь не была подвергнута анализу на типирование тканей. И все же, все же... мы должны отталкиваться от того факта, что такая пересадка имела место. Могли ли взять кровь у мистера Даркина без его ясного представления о том, что происходит? Ведь и родители, и врачи признали, что он несколько... э... отставал в развитии. Возможно, кто-то взял у Лонни кровь, а потом пригрозил, что сделает что-нибудь ему или его родителям, если он об этом кому-нибудь расскажет. Вы улавливаете в этом какой-либо смысл? Лично я — нет. Нет, мадам, так все не могло произойти. Прежде всего зададимся вопросом: почему они его выбрали? Единственное место, где все это можно было сделать, — здесь...
Воображаемая речь Бена была внезапно прервана. Он стоял позади Ширли, а она расхваливала достоинства ка- кой-то новой машины, название и предназначение которой он пропустил мимо ушей. Через плечо Ширли Бен увидел молодую лаборантку, худощавую рыжеватую блондинку с конским хвостом. Она вытаскивала из холодильника пробирки с кровью и осторожно укладывала их в ячейки контейнера для транспортировки, заложенного сухим льдом.
—Замечательный агрегат, Ширли, — сказал Бен, надеясь, что та не задаст ему даже самого простого вопроса по предмету. — Скажите мне вот что: какой процент анализов вы делаете здесь и много ли образцов отправляете?
—Хорошие вопросы. Вообще-то оборудование стало настолько сложным, точным и эффективным, что всего два лаборанта могут справиться со всем объемом, но самые сложные анализы мы отправляем в более крупную региональную лабораторию сети «Уайтстоун» и в специальные лаборатории вроде вашей. Но в целом мы обрабатываем здесь практически все.
—Отлично. А вон те пробирки, которые упаковывает ваша лаборантка, они что, отправляются на специальное исследование?
Ширли рассмеялась.
— Когда я говорила, что мы кое-что отправляем, я вовсе не имела в виду такой большой объем материала, — она мягко взяла Бена под руку и подвела к лаборантке. — Сиси, это мистер Бен Каллахэн из Чикаго. Он — владелец небольшой лаборатории, где делают типирование тканей для пересадки.
— Опасная работа, — сказала Сиси, кивнув на синяки, все еще украшавшие лицо Бена.
— Э... — ответил Бен с искренностью, неожиданной для него самого, — вы бы видели другого парня!..
— Сиси, — снова заговорила Ширли, — мистер Каллахэн очень интересуется пробирками, которые ты упаковываешь.
— Этими? Это контрольные образцы.
— Контрольные образцы?
— На тот случай, если основной анализ будет испорчен или результат окажется сомнительным. Или если по ка- ким-то причинам придется провести повторный. Всякое бывает.
— Насколько я знаю, — гордо сказала Ширли, — «Уайтстоун» — единственная сеть лабораторий, где предпринимаются такие меры предосторожности. Наверное, поэтому мы и являемся номером один в своей области. Конечно, это немного увеличивает расходы на проведение анализов, но мне говорили, что «Уайтстоун» не перекладывает эти расходы на пациентов или страховые компании.
В мозгу у Бена что-то щелкнуло и завертелось.
— Значит, у каждого пациента берут запасные дозы крови, замораживают и отправляют на хранение?
—Нет, только пробирки с зелеными пробками, — ответила Ширли. — Нам сказали, что благодаря новым технологиям этого вполне достаточно. Обычно мы берем у пациента четыре дозы крови в пробирки — с красной, серой, фиолетовой и черной пробками. Цвет пробок указывает на то, какие реактивы там содержатся. Зеленой пробкой мы закрывает пятую, контрольную, пробирку. Мы называем ее пятой, даже если на самом деле у пациента взято всего две дозы.
— И эти, зеленые, вы отправляете?
— Конечно, — сказала Сиси. — Если бы мы этого не делали, у нас тут уже места бы не хватало. Их перевозят в специальное хранилище в Техас.
— И они хранятся там в течение года, — добавила Ширли.
— Любопытно, — произнес Бен, подумав над тем, законно ли изъятие лишней дозы без ведома пациента, и решив тут же, что такое вполне возможно, поскольку речь идет о контроле качества.
Бен небрежно взглянул на пеструю транспортную этикетку службы «Федерал экспресс».
Лаборатория «Уайтстоун», шоссе Джона Хаммана, Фейдиман, Техас, 79249. Так просто, и в то же время объясняет практически все. В лаборатории, скорее всего, даже в этом самом Фейдимане, в Техасе, провели типирование тканей Лонни Даркина по крови и, конечно, зафиксировали результат. «Интересно, — подумал Бен, — а возможно, что пробирку и с моей кровью отправили в Техас? Если так, тогда вполне допустимо, что данные по моим тканям, как и по тканям Лонни, хранятся в одной огромной базе данных...»