Клэр стояла в дверях своего кабинета и разговаривала с генеральным прокурором Алабамы и его сопровождающими. Черное платье оттеняло ее кожу – бархат на фарфоре. Я получал удовольствие, глядя на то, как она владеет аудиторией. Этой потрясающей сорокачетырехлетней женщине с черными, как антрацит, коротко подстриженными волосами и голубыми, словно лед, глазами, доктору Клэр Пелтье, начальнику местного отделения Бюро судебной экспертизы штата Алабама в Мобиле, не хватало только копья и лат, чтобы смело претендовать на главную роль в опере Вагнера. Несколько лишних килограммов на ее плечах и бедрах только усиливали это впечатление. Когда прокурор со своей свитой чинно удалился, я подошел к ней. На высоких шпильках она была со мной практически одного роста.
– Уилл Линди говорит, что своим пребыванием здесь я обязан вам, – сказал я, поднимая свою чашку почти до уровня этих поразительных глаз. – Спасибо.
– Не стоит благодарности, Райдер. Список гостей был отчаянно перегружен полицейским начальством. Приглашена пресса, и я решила, что присутствие нескольких детективов будет вполне уместным. Я выбрала вас с детективом Наутилусом, потому что после дела Эдриана вы стали узнаваемы.
Карсон Райдер и Гарри Наутилус – символические детективы, и просто так попасть в список «А» для них слишком жирно. Я сомневался, что нас еще могут узнавать; как показало пересечение с репортершей, в сознании прессы, ориентированном на настоящее время, дело годичной давности оказывается где-то между завоеванием Англии норманнами и промышленной революцией. Тем не менее я снова принялся благодарить доктора П., но тут меня оттер плечом в сторону какой-то сверхэнергичный младший прокурор, желающий представить свою смешливую невесту «одной из лучших в стране женщине медицинскому эксперту».
Отходя от нее, я улыбался. Это же надо: лучшая в стране женщина медицинский эксперт… За такие слова Клэр просто съест этого маленького мерзавца с потрохами, когда они будут работать вместе в следующий раз.
Тяжелая черная рука сжала мое плечо. Гарри.
– Обрабатываешь толпу, амиго? – спросил я.
Он подмигнул.
– На такие тусовки, Карс, все политики и рвущиеся в политику приходят с подспудным чувством вины, так что выжать из них хотя бы немножко молока просто невозможно.
Молоко было у Гарри специальным термином, обозначающим конфиденциальную информацию относительно участка и событий в нем. Хотя сам он политических интриг не любил, зато обожал сплетни, и этого самого молока у него всегда было больше, чем от целого стада породистых коров. Он склонился ко мне и зашептал:
– Прошел слух, что шеф Хирам отбывает и уже следующей весной нас покидает. Самое позднее – летом.
– Он что, начал брать уроки танцев? – Манера Гарри периодически начинать говорить в рифму меня то изумляла, то раздражала. Сегодня – как раз раздражала.
– Выход на пенсию, Карс. На два года раньше срока.
Три года я был патрульным полицейским на улице и еще год – детективом. Хотя я и знал о сложных взаимоотношениях внутри участка, меня они как-то не интересовали. Гарри посвятил пятнадцать лет изучению всего этого буквально на молекулярном уровне, а мне в подобных вопросах требовался переводчик. Перед тем как высказать свое компетентное мнение относительно того, чего следует ожидать в ближайшем будущем, Гарри выдержал паузу.
– Грядут властные игры, Карсон: задвигание конкурентов, предательские удары в спину и откровенная ложь. Люди, которые до этого только бумажки перекладывали, начнут строить из себя крутых, каких еще свет не видывал. – И какая часть этого дерьма свалится конкретно на наши головы? – спросил я.
Гарри сердито взглянул на свой пустой стакан и решительно двинулся в сторону бара; толпа расступалась перед ним, словно морские воды перед Моисеем, хоть Моисей этот и был негром в широких розовых брюках и красной рубашке.
– Мы, дружище, можем не волноваться и потом не обливаться, – бросил он через плечо. – Мы с тобой находимся слишком низко на служебной лестнице, чтобы нас достали эти потоки грязи.
В моем стакане с холодным чаем остался только лед. Я выловил кубик и провел им по потному лицу и затылку. Посреди ночной жары эффект был потрясающим: холодное прикосновение льда и вяжущий привкус танина. Маленькие радости, подумал я и со вздохом откинулся на спинку шезлонга. Над головой горел подернутый дымкой горбатый месяц с расплывчатыми очертаниями, воздух был перенасыщен влагой. После церемонии повторного освящения морга прошло уже несколько часов, и я, закинув босые ноги на перила веранды, любовался золотым пером нефтяной буровой вышки с газовым факелом наверху, видневшейся в трех милях через залив. Огонь на черной воде выглядел так же экзотично, как попугай в зарослях соснового леса.
Я живу на острове Дофин, в тридцати милях к югу от Мобила, причем несколько из этих миль – по воде. По местным меркам жилище мое скромное до неприличия – коттедж на две спальни на сваях, вбитых прямо в песок пляжа, – но любой риелтор оценит его в четыреста тысяч. Когда моя мама три года назад умерла, она оставила мне достаточно денег, чтобы провернуть эту сделку. Это был момент, когда мне требовалось безопасное уединение, а что может быть лучше, чем коробка посреди песка на острове? Зазвонил телефон. Я машинально похлопал по тем местам, где должны были быть карманы, если бы я был одет, потом взял трубку со стола. Это был Гарри.
– Нас ждут на месте убийства. Возможно, для ПИС-ПИС пришло время выхода.
– С первоапрельскими розыгрышами, Гарри, ты опоздал на пару месяцев. Что там на самом деле?
– Это наш инаугурационный бал, напарник. В центре города объявилось тело, которое ищет свою голову.
Мы с Гарри служили детективами Отдела убийств в первом округе Мобила и были напарниками, а в силу бессмысленной жестокости, которая имеет место в любом городе, где бедность и достаток тесно переплетаются, работа у нас была всегда. Но работали мы в своем округе только в тех случаях, если, в соответствии с пересмотренными методическими указаниями, убийца проявлял «явные признаки психопатологических или социопатических тенденций». Тогда, независимо от юрисдикции, на сцену выходила команда психопатологических и социопатических исследований. Эта команда ПСИ, которую у нас в участке, понятное дело, называли ПИС-ПИС, состояла из Гарри и меня, да еще, возможно, парочки специалистов, которых мы могли привлекать в случае необходимости. Хотя само это подразделение существовало в основном на общественных началах – и не было задействовано, – были в участке люди, которым это не нравилось.
Вроде меня, если говорить конкретно.
– Давай туда как можно быстрее, – сказал Гарри, продиктовав мне адрес. – Я встречу тебя снаружи. Включай сирену и мигалку. Не тяни, жми на газ и лети пулей.
– Не хочешь, чтобы я по дороге заехал за молоком и булкой для тебя?
Но он уже отключился.
Я впрыгнул в джинсы, натянул еще достаточно свежую белую рубашку, в которой был на вечеринке, а сверху набросил кремовый полотняный пиджак, чтобы прикрыть ремни кобуры на плече. Я слетел вниз по ступенькам, забрался в свой «Форд-Таурус» без полицейских опознавательных знаков, стоявший под домом, и рванул с места, подняв фонтан песка и битых ракушек. Пока я не пересек чернильную полоску воды, отделявшую остров от материка, мигалка и сирена отдыхали, а после я врубил световое и звуковое шоу на полную и вдавил педаль газа в пол.