Я глубоко вздохнул и посмотрел на часы. Одна минута – это все, что я мог ему дать, не больше. Я сказал:
– В этих убийствах… не было экспрессии…
– Эй, послушай, ты просто удивительный парень! Это не экспрессия. Это страсть. КРОВЬ! СТРАХ! СЕКС! ОГОНЬ! Здесь ДОЛЖНА быть страсть, Карсон. Укусы. Или порезы. Или малюсенькие кусочки, отрубленные и взятые с собой, чтобы потом их засушить. СУВЕНИРЫ! Были на теле вырезаны какие-то слова? Послания? Может, не хватало пальца? Или кончика члена? А может, были дымовые сигналы из развороченных задниц? ГДЕ ЖЕ СТРАСТЬ, Карсон? Идеальная ненависть или идеальная любовь, идеальная злоба или идеальная радость. Что-то одно или обе сразу, но только не ПРОМЕЖУТОЧНЫЙ ВАРИАНТ!
Я следил за тем, как секундная стрелка пошла на следующий крут.
– Мы думали, что экспресс… то есть страсть могла быть продемонстрирована в другом месте. На головах.
– Ага-ага-ага, – сказал Джереми. – Sur la tête. [18] Старушка cabeza. [19] Забрать полотно, но оставить мольберт.
– Были еще некоторые попытки передачи сообщения, представляющиеся нам non sequiturs. [20]
– Ох-хо-хо, постепенно, урывками мой братец все-таки рассказывает свою сказку. Слова?
Вдалеке послышался вой сирен. «Скорая». Голова моя заполнилась видениями того, как пьяная Эйва, качаясь, бредет посреди проезжей части.
– Да, черт возьми, слова на теле! Я должен бежать, Джереми.
– Назови мне эти слова, Карсон. БЫСТРО!
Я пересказал их, и он начал смеяться.
– Сдается мне, что ваш паренек еще не закончил со своими друзьями, бросающими вызов собственным головам. Держу пари, что он хочет от них большего, брат. Пообещай, что приедешь навестить меня. Обещай, обещай, обещай!
– Я обещаю тебе. Скоро.
– Мы с тобой обсудим эти слова. Они уже сейчас заставляют меня трепетать. Пообещай еще раз.
– Я обещаю.
– Не обмани меня, Карсон. Я знаю эти телефонные разговоры: язык болтается перед микрофоном и норовит соврать.
– Я же уже сказал, что приеду навестить тебя, Джереми. Сколько еще повторять, черт побери!
– Ах! – проворковал он. – Всплеск эмоций. Да, теперь я верю, что действительно встречусь с тобой. Почти на годовщину нашей с тобой последней маленькой проделки. Ты должен будешь поговорить с мадемуазель Прусси. Попросить ее дать тебе много-много времени, чтобы провести его наедине с братиком. – Он прикрыл микрофон ладонью. – О, это так волнующе, мама: наш мальчик возвращается домой…
Я бросил трубку и чуть не сорвал дверь с петель, но потом остановился. Первая заповедь рыболова: лови рыбу там, где она есть. Вторая заповедь: не знаешь, где рыба, возьми проводника.
Я снова позвонил Медведю.
Эйва, спотыкаясь, бредет через бульвар Бъенвиль, а по улице мчится машина, полная гуляющих малолеток, которые не следят за дорогой…
– Да, Карс? Чем я могу тебе помочь, дружище? Как там твоя проблема с…
– Она смылась, прежде чем я добрался домой, Медведь. Вероятно, не так давно. В какое место она сунется, чтобы выпить? Она профессиональный служащий, белый воротничок…
– В первое же, какое найдет. Она не ищет возможность пообщаться со своей ровней в социальном плане, Карсон, она ищет возможность унять боль. Она знает этот район?
– Нет.
Эйва пьяной походкой идет по берегу, решает искупаться, течение подхватывает ее и уносит за волнорезы…
– Она проезжала какие-нибудь бары или магазины, где продают спиртное навынос, когда ехала к тебе вчера ночью?
– Парочку проезжала. Но она была пьяна до невменяемости.
– Она была в сознании? Могла вести хоть какой-то разговор?
– Да.
– Глаза алкоголика выхватывают все точки с выпивкой, как сова замечает мышь. Если она так и делала, то заползет в одно из этих мест. Когда вольет в себя пару глотков, то расслабится и уже тогда, возможно, станет искать подходящую обстановку.
– Спасибо, Медведь.
– Как я уже говорил, для твоей подруги у меня всегда найдется где остановиться, Карс. Это по-настоящему безопасное место.
– Будем надеяться, Медведь. Но позже.
Я рванулся к двери, но тут вспомнил об одежде Эйвы. Она висела на сушилке. Во что же она одета?
Как и в любом баре с морской тематикой от Бостона до Бойсе, в гриль-баре «Пристань» с потолка свисали рыбацкие сети, стены украшали спасательные круги, ненастоящие сваи были перевязаны грубыми канатами, а обслуживающий персонал – наряжен пиратами. Мне навстречу легкой походкой направился владелец заведения и бармен Солли Винченца.
– Я ищу одну женщину, Сол. Каштановые волосы, стройная, рост где-то метр семьдесят…
– Одета в футболку на вырост с надписью «Laissez les bons temps rouler», [21] под которой, похоже, ничего нет? И в бейсболке «Орвис»?
Моя футболка. Моя кепка.
– Да, это моя девушка.
Солли покачал головой этруска.
– Заходила сюда час назад, сказала: «Двойную водку и грейпфрутовый сок». Схватила все это двумя руками, осушила за пять секунд и заказала еще. Я обратил внимание на ее глаза – плохие глаза, как у призрака. Я сказал: «Это будет последняя, леди. Думаю, вам лучше отправиться домой». Она меня обозвала пару раз, швырнула на стойку несколько баксов и вышла спотыкаясь. Какие-то проблемы, Карс?
– Да, это не тот вечерок, который хотелось бы запомнить, Сол, – ответил я. – Куда она отправилась?
Он снова печально покачал головой.
– В последний раз, когда я видел ее, она направлялась в сторону бухты, мимо причала.
Ближайшим к бухте баром был подвальчик, облюбованный местными рабочими, обслуживающим персоналом, матросами с чартерных рейсов и тому подобной публикой. Он напоминал пропахшие пивом душные забегаловки, которые предпочитают мои осведомители. Внутри было довольно холодно, только что пар изо рта не шел, но это не вымораживало зловонный дух прокисшего пива и блевотины. Барменом здесь был крупный мужчина с глубоко посаженными глазами, отметиной от бритвы на лице и синей татуировкой в виде цепи на шее. Если бы он был бульдогом, я бы назвал его Штырь. Штырь считал выручку по бухгалтерской книге и разговаривал с единственными посетителями – тремя кровельщиками, судя по смоле на их одежде и ботинках.
– Я ищу женщину… – обратился я к нему, перекрикивая музыкальный автомат, изрыгающий из себя хэви-метал восьмидесятых – тематическое музыкальное сопровождение для народа с ограниченными умственными возможностями.