Первая стадия заняла у меня минут десять, потом я снова занялся желтком — обмакнул в него кисть и смешал со свежемолотым пигментом. Я начал понемногу наносить темперу, чтобы копия стала неотличимой от оригинала.
В конце такого утомительного процесса я опять убрал копию в духовку, чтобы она покрылась патиной и потемнела — «состарилась». Окончив работу, я закурил сигару. Ощущение было такое, словно я только что занимался любовью. Я сидел на кушетке, любуясь своим детищем. Оно было великолепно — отличная работа, точное воспроизведение тиносской иконы.
На лестнице послышались шаги. Я нервно приоткрыл дверь, чтобы посмотреть, кто там. Хозяйка.
— Да, kyria, в чем дело? — нетерпеливо спросил я.
Она протянула мне розу.
— Возьмите, мистер Гарт. Вы такой добрый. Я хочу вам подарить.
Я улыбнулся, взял розу и поблагодарил ее. Она кивнула и зашагала вниз. Так приятно быть любимым. Я почувствовал себя настоящим жуликом. Хозяйка считала меня таким милым — а я сидел здесь и снимал копию со священной иконы, чтобы Рик и его дружки могли завладеть бесценной национальной святыней.
В «Дублинере» мне передали записку от Юджина: «Встретимся на каике, срочно».
Юджин взял напрокат джип и уже ждал меня в машине. Димитри сидел на заднем сиденье. Когда мы выехали из порта, Юджин поделился новостями. Полиция, по слухам, вот-вот должна была раскрыть некие международные махинации с произведениями искусства. В связи с убийствами Брайана и Гиацинта был задействован Интерпол; Рэндольфа Фредерикса допрашивали.
— А как же амфоры?
Димитри ободряюще похлопал меня по плечу и хитро подмигнул.
— Не бойся. Они надежно спрятаны. Никто не найдет.
Мы ехали по гравиевой дороге, прочь из города, по направлению к мельницам и старой студии Ролстона.
Я повернулся к Юджину.
— Я думал, вы унесли амфоры из студии.
— Димитри так и сделал, — ответил Юджин. — Но когда он там возился, то обнаружил кое-что интересное. Должно быть, это связано с той странной надписью на стене…
Я уже успел забыть таинственную эпитафию.
— «Panaghia tha se foneisei». Святое убивает, — напомнил Юджин.
— По-моему, она всего лишь означает следующее: Джон понял, что умирает, несмотря на все свои призывы к Богородице.
— Нет, босс. Там есть нечто очень важное. — Голос Димитри звучал загадочно и мрачно, смуглое лицо было серьезно.
Мы выехали к мельнице. Юджин нажал на тормоз, и покрышки заскрежетали по гравию.
Мы последовали за Димитри. Он толкнул дверь, и мы вошли. По-прежнему повсюду валялись битые бутылки, мусор, обломки мебели, но что-то было не так. Почему-то я был уверен, что чего-то недостает.
— Ты что-нибудь трогал здесь, Димитри?
— Oxi! [18]
— Значит, кто-то сюда наведался.
— Может, полиция? — предположил Юджин.
Меня вдруг посетило некое навязчивое, леденящее ощущение. Мне здесь не нравилось. Это место буквально излучало отрицательную энергию. Тут было что-то злое и грязное.
— Показывай, что ты нашел, и давайте убираться отсюда. У меня мурашки по коже.
Димитри указал на обгоревшие куски дерева, которые лежали под исписанной закорючками стеной. После внимательного осмотра мы обнаружили в пепле несколько обугленных распятий.
— О Господи, — прошептал я, поднимая одно из них, — с них содрано изображение Христа.
— Черная магия, — пробормотал Димитри и трижды перекрестился. — Очень тяжкий грех.
Все это казалось совсем уж невероятным, но все нити сходились здесь, и перед нами вырисовывалась отчетливая картина. Димитри указал на обведенную кружочком букву М, написанную на стене чуть выше строчки «Panaghia tha se foneisei».
— M… это Майснер, конечно! — воскликнул Юджин.
Я был настроен более скептически.
— Не исключено — но слишком уж сильно притянуто. Я не представляю себе, чтобы Джон принимал участие в чем-то подобном.
— Послушай, мы знаем, что Ролстон выполнял какую-то работу по поручению Майснера, — серьезно заговорил Юджин. — Похоже, старина Джон в своей студии не только писал картины. Знаешь, о чем я думаю? Я думаю, мы имеем дело с сатанистами. А твой Майснер, должно быть, — их первосвященник!
Голос Димитри дрожал от волнения:
— Мне здесь не нравится. Мы должны уйти. Здесь большое зло. Ella, figie… Уйдем сейчас. Пожалуйста.
Юджин хихикнул.
— Да расслабься. Ничего нам не угрожает.
Я взглянул на Димитри; тот был обеспокоен. Я сказал:
— Не знаю, Юджин… Я тоже чувствую себя скверно.
Снова подул ветер, с воем прорываясь сквозь оконные щели. Вдруг раздался громкий треск. Серо-белая чайка влетела в окно и упала на пол, истекая кровью и подергиваясь в предсмертной агонии. Димитри рухнул на колени и снова перекрестился.
— Святый Боже… Вот видите… я вам говорил. А вы не слушаете.
— Погодите, парни. Перестаньте. Вы ведь не верите во всю эту ерунду?
Я не был так испуган, как Димитри, но чувствовал, что творится что-то нехорошее.
— Не знаю, Юджин, но мне тоже это кажется странным. Джон, потерявший рассудок… предметы культа… все указывает на некий ритуал. Как ты думаешь, что здесь делали? Приносили в жертву младенца?
Мы молча вернулись к машине. Я решил, что больше никогда в жизни не переступлю порога этой старой мельницы. По крайней мере пока не узнаю, что к чему.
Из-под колес джипа вырвалось облако пыли; мы торопливо поехали прочь. Когда Юджин свернул в городок, за нами поехала какая-то машина. Белый «мерседес», четыре человека в салоне. Юджин посмотрел в зеркальце заднего вида.
— Ого! У нас большие неприятности.
Он вдавил в пол педаль газа, и мы помчались по направлению к мысу. Белая машина настигала нас. Через лобовое стекло я мог рассмотреть исполненное яростной решимости лицо водителя. Юджин переключил привод на все четыре колеса и пересек поросшую травой лужайку, чтобы выехать на пыльную дорогу, ведущую в холмы.
Димитри перекрестился.
— Сатанисты хотят нас убить!
Колеса коснулись каменистой горной дороги, джип начало трясти. Димитри скорчился на заднем сиденье и закрыл лицо руками.
Камни и пыль из-под колес летели прямо в ветровое стекло «мерседеса», следующего вплотную за нами. Юджин свернул на развилке. Это была ошибка. Мы оказались в тупике.
Через пару секунд белый автомобиль перекрыл нам дорогу назад. Четверо вышли из салона с пистолетами наготове.