– Нам надо поговорить, – сказал он.
– Так говорите. – Крис смотрела к себе в стакан. Слишком много льда – теперь нужно виски добавить.
– Идите сюда и смотрите на меня.
– Вы сделали это? – Опершись рукой о край кухонной стойки, она застыла в ожидании ответа.
Молчание длилось долго, прежде чем из-за ширмы донеслось:
– Он мертв.
От этих двух слов ее охватило возбуждение. Крис открыла шкафчик и достала второй бокал. Выудив еще одну пригоршню льда из холодильника, она побросала кубики в чистый стакан, подхватила бутылку с виски и подняла ее вровень с лицом. Наполнила стакан Итсма до половины. Нетвердой походкой обогнула ширму, держа в обеих руках по бокалу. Передавая ему стакан, она сказала:
– Точно говорю, вам это в самый раз будет.
Он прошел к кровати и поставил стакан на тумбочку.
– Нам нужно поговорить.
– Это вы уже сказали. – Надолго припав к виски, она осматривала его одежду. Темные разводы на пиджаке и джинсах. Красные пятнышки на кроссовках. Похожие на ссадины потертости на руках, затянутых в перчатки, – следы его участия в битве. У нее появилось чувство вины. Крис ему воспротивилась. Позвякивая льдинками в бокале, она спросила как ни в чем не бывало:
– Он дрался?
Гость свел руки за спиной, крепко ухватив одну ладонь другой.
– Уже поздно. Где ваша дочь?
Крис продолжала говорить, словно и не слышала вопроса:
– Не хотите чего покрепче? Могу предложить вина. Красного или белого?
– Ваша дочь.
Пригубив виски, она попыталась изобразить смущение:
– Какая дочь? Вы, собственно, про…
– «Какая дочь?» Именно такой вопрос задал и ваш муж… когда я вершил над ним казнь. – Итсм уселся на матрас и обратился к ней: – Скажите мне. На этот раз – правду.
«Да задолбись ты ею!» – подумала она. Все равно рано или поздно выведает, только теперь уж ничего поделать не сможет. Дело сделано.
– Дочь я прибавила для остроты. Чтобы вызвать немного сочувствия.
– Умно.
Крис силилась придать голосу легкий, беззаботный тон.
– У меня тост. За сочувствие к дьяволу. – Резко подняла бокал – и плеснула на ковер. Пятно на белом: утром она его ототрет. Поднеся стакан к губам, она залпом выпила до дна.
– Что же тогда в вашем рассказе было правдой?
Крис почувствовала, как у нее расходится поясок, но пальцем не шевельнула, чтобы подтянуть его. Может, Итсм уцепится за что глазом под халатиком да и отвлечется. Перестанет задавать столько вопросов. Она расправила плечи.
– Вы это про что?
– Что в вашем рассказе было правдой?
– То, что Ной – эгоистичная свинья.
– А то, что ваш муж разбавлял лекарства водой…
– Выдумка.
– А звучало так правдиво! С подробностями.
Голос у гостя и вид его были спокойными, а потому ее понесло:
– А-а, такое и вправду приключилось. В другом штате. С другим медиком. Не с моим рохлей, честненьким, скучненьким любителем гольфа. Ему всегда не хватало воображения.
– Синяки?
– Подруга. Мы с ней любим, чтоб по-крутому.
– Та Синди по телефону.
– Угадали. – Крис потянулась, чтобы поставить стакан на тумбочку, но промахнулась. Стекло с глухим стуком упало на пол.
– Вы лгали. – И добавил, словно только осознал: – И вы… лесбиянка!
– Бисексуалка. Вы можете это проверить, падре. – Повернувшись к нему спиной, она направилась на кухню, покачиваясь на ходу; зацепилась плечом за ширму, прежде чем скрыться за ней; открыла шкафчик, достала третий стакан. На этот раз обойдясь без льда, она вылила в бокал остатки виски из бутылки.
– Анна тоже в этом участвовала? Анна была одной из ваших… симпатий?
Держа стакан в руке, она миновала разделительную преграду.
– Анна мне нравилась. В самом деле. Я же вам говорила. Она открылась мне. Болела, вот и открылась.
Крис прямо-таки лезла вон из халатика, но гость не проявлял никакого интереса. И это стало ее раздражать. Говорила себе, что ему явно мешает ее сексуальная ориентация. «Вы… лесбиянка!» Он слово-то это едва произнести сумел. «Анна была одной из ваших… симпатий?» Вот ведь набожный, засранец. Ну я тебе сейчас еще чуток подкину.
– Вообще-то всю эту большую враку придумала моя любовница. Она когда-то путалась с лекарственной компанией. Жутко сообразительная баба моя любовница.
– Две сообразительные бабы выгодно попользовались наивной умирающей женщиной.
Крис поднесла стакан к губам, запрокинула его, делая большой глоток, и передернулась.
– У нас были на то свои причины, и весьма веские, падре.
– Перестаньте меня так называть. – Поднявшись с края кровати, Итсм вытянулся во весь рост – холодный и жестокий.
– Ладно. – Крис подошла к окну и стала смотреть на улицу, потягивая из стакана. «„Мой покойный муж“, – думала она. – Надо начать пускать эту фразочку в ход прямо сейчас. Он этого заслуживает. Ной этого заслуживает. У нас на то были свои причины, и весьма веские».
– Бог не любит лжецов, – прошипел мужчина у нее за спиной.
Захотелось сказать ему, чтобы катился ко всем чертям, но Крис сдержалась.
– Ага, ну…
– «Никто из прибегающих к обману не будет обитать в доме моем, никто из говорящих ложь не пребудет пред лицом моим».
– Да будет вам, передохните. Бить в барабан, призывая смертную казнь, разглагольствовать о священной миссии – это ж только отговорки. Вам нравится убивать засранцев. Пар спускать. Ну и лицемер же вы, падре! – Одним глотком она прикончила виски в стакане и повернулась к гостю лицом. – Но с другой стороны, а кто из нас не лицемер, а?
– «Слова уст их суть зло и обман, они перестали действовать мудро и творить добро. Умышляют они зло еще в постелях своих, стали они на путь, на котором нет добра, не отвергают они зла».
Крис не понимала, что он такое говорит, и это напугало ее. Гость сделал шаг в ее сторону. Взгляд ее метнулся с лица Итсма на обтянутые перчатками лапищи, а потом обратно к лицу.
– Вам сейчас лучше уйти.
Он сделал еще один шаг в ее сторону.
– Почему?
Крис отпрянула.
– Синди может заявиться в любую минуту.
Еще один шаг.
– Отлично. Для нее это будет большой сюрприз. Большой сюрприз для большой лгуньи. Большой любовницы.
Крис уперлась спиной в стену.
– Я закричу.