В «Лаундж» частенько захаживали молодые актеры, чтобы напомнить о себе и, если повезет, найти работу. Официально это не было место для найма, но молодые полные надежд таланты всегда появлялись там.
Джеймс был не новичок в этой среде и знал, что все устроено иначе. Шансы — у тех, кто знает нужных людей, и у тех, у кого есть наставник — корректная формулировка, означающая готовность переспать с кем-то из влиятельных людей. Если и там не обломилось, то оставалась слабая надежда познакомиться с продюсером через знакомого знакомых.
Серебристый звонок блеснул в свете уличного фонаря возле обычной на вид двери. «Лаундж» располагался в подвале, так что никогда не догадаешься о его существовании, пока кто-нибудь не приведет тебя туда. В актерской профессии абсолютно все зависит от нужных знакомств.
Джеймс нажал на кнопку звонка и улыбнулся в камеру видеонаблюдения. Ларри вспомнит его, хотя последний раз он приходил довольно давно. У этого парня фотографическая память на лица. Видно, потому он и служит охранником на входе. И еще потому, что может быть невероятным грубияном. Мужской голос сказал:
— Да?
Искаженный динамиком, голос звучал грубо и хрипло.
— Ларри, ты как? Впусти меня, друг. Тут чертовски холодно.
— Без проблем, мистер Стиплтон. Заходите, пожалуйста. Дверь щелкнула, и Джеймс пошел по узкой лестнице вниз к гардеробу.
— Как дела, Джеймс? Давно не виделись.
Ларри был парень видный — в ширину почти такой же, как в высоту. На нем был стильный черный костюм и серебряная цепь на шее, которую Джеймс втайне считал немного педерастическим атрибутом. Впрочем, бритая голова и руки в татуировках говорили, что с этим парнем лучше не шутить.
— Да неплохо, спасибо, друг, — ответил Джеймс. — Выпал ненадолго из привычного круга. Решал всякие вопросы, понимаешь ли.
— Слышал про это. — Ларри гнусно ухмыльнулся. — Видно, такая судьба была у той телефонной будки.
— Угу. Знаешь, я не хочу, чтобы все про это узнали. Может помешать мне получить новый ангажемент.
— Может, да, а может, и нет. — Ларри почесал подбородок. — Иногда дурная репутация может открыть нужные двери. Вам теперь есть чем похвастаться, почему бы не воспользоваться шансом?
А это была мысль.
— Да. Спасибо за подсказку.
— А в остальном все хорошо? — Ларри поглядел на него. — Вы какой-то бледный. Больше обычного.
— Мне не по себе последние две недели, — признался Джеймс. — Никак не избавлюсь от проклятого кашля. Видно, из-за загрязненного воздуха.
— Пора бросать курить, друг. Давайте возьму ваше пальто.
— Спасибо. Никто важный сегодня тут не объявлялся?
— Есть немножко, — ответил Ларри. — Энтони Кингстон тут. А еще Мэл Кромптон, хотя она здесь с компанией, так что подобраться к ней, наверное, будет непросто. Нужна работа?
— Ага. Я играл в пьесе в театре Буш, в Сток Ньюингтон, но — месяц тому назад. Мне бы подобраться поближе к театрам Уэст-Энда, если это возможно. Чем нынче занят Кингстон?
— Не в курсе, друг. Лучше его спросить.
— Так и сделаю. Бывай, Ларри.
Джеймс неспешно прошагал в главный бар и смерил глазами помещение. В одном углу стояла пара видавших виды бильярдных столов. В дальнем конце был бар, а справа от него вдоль всей стены располагались куполообразные ниши. Вокруг танцпола группками беседовали люди. Сотни свечей освещали клуб, колеблющиеся язычки пламени создавали готическую атмосферу. Стены украшали постеры со сценами из фильмов, в большинстве своем черно-белые; при свечах они смотрелись еще более стильно. Создавалось необычное впечатление столкновения двух миров — шика прежних дней и стиля рок. Джеймсу нравилось это эклектичное пересечение двух миров, сошедшихся в одной точке.
Негромко играла фоновая музыка, едва ли не заглушаемая гулом голосов и смехом. Джеймс прошел к бару, заказал пинту пива и снова огляделся.
Кто может предложить работу, которая ему так отчаянно нужна?
Кингстона легко было заметить в окружении кучки подхалимов. Джеймс не был знаком с ним лично, но был известным человеком в театральных кругах. Следовало изловчиться и найти кого-нибудь, кто его представит.
Джеймс подобрался ближе, чтобы получше рассмотреть сидящих, и вдруг ощутил, что комнату трясет. Стены колебались, бильярдные столы дрожали. Вибрация наплывала со всех сторон, и купола над нишами зазвонили, как церковные колокола. Он зашатался от такого натиска и ухватился за одну из колонн, поддерживающих потолок...
Колебания стихли, все вернулось в норму.
Что это, черт побери, было?
На миг он почувствовал, будто каждый человек в помещении резонирует внутри него. Диджей по-прежнему настраивала динамики и усилитель, так что бесполезно было грешить на звуковую систему. Больше никто здесь не отреагировал на тряску. Может, кто-то добавил что-то покрепче в его пиво?
Джеймс доковылял до ближайшей ниши и рухнул в кресло. Ему было все равно, сочтут ли его грубияном. Он должен был сесть, чтобы попросту не упасть.
— Перебрали? Бывает.
Он не обратил внимания на сказанное и спрятал лицо в ладонях. Что это с ним? Он чувствовал себя отвратительно. Ему было не вдохнуть, словно воздух сгустился, и из груди рвался мучительный кашель.
— С вами все в порядке? — Голос был женский, теперь более сочувствующий.
— Отвали, — пробормотал Джеймс в ладони.
— «Отвали»? Ты сел за мой столик и говоришь мне «отвали»? Ты кем себя считаешь, твою мать?
В чем-то она была права... кто бы она ни была. Он поглядел сквозь пальцы и увидел темные волосы и маленькие белые руки. Лицо женщины оставалось в тени.
— Простите, — сказал Джеймс, выпрямляясь. — Я не хотел вам хамить, просто я не очень-то хорошо себя чувствую. Я вас оставлю в покое буквально через минуту.
— Ну, тогда хотя бы сделайте мне одолжение и скажите, кто вы. — Она подалась к нему и милостиво улыбнулась — лицо ее было одним из прекраснейших лиц, которые он когда-либо видел. На бледной коже темные, изогнутые, как вороново крыло, брови взлетали над поразительно зелеными глазами. У нее были полные алые губы, которые на миг открыли идеально ровные белые зубы — после чего сомкнулись в ожидании.
Джеймсу и раньше встречались красивые женщины, с несколькими он даже умудрился переспать, но эта, он знал, была вне его досягаемости.
— Еще раз простите, что потревожил вас. — Джеймс поднялся, но она прикоснулась к его руке. Прикосновение было легким, но неодолимым. Он скользнул назад в кресло.
— Сначала мужлан, потом джентльмен. Кто же ты? На этот вопрос он тщетно искал ответ всю свою сознательную жизнь, поэтому для ответа он выбрал ее первый вопрос.
— Меня зовут Джеймс. Джеймс Майлс Стиплтон. — И зачем он ей это сказал? Он ненавидел свое второе имя.