Какой-то скинхед толкнул его локтем, и теперь уже пиво добавило на рубашку еще одно пятно.
— Извини, приятель. Все путем, да?
Шон кивнул. В Глазго всегда было «все путем». И не соглашаться с этим — себе дороже. Лосьоном, которым пользовался этот скинхед после бритья, можно было продезинфицировать собачью конуру, но Шон вдруг каким-то подсознательным чувством уловил соленый запах моря — ее запах. Запах Светловолосой.
Он обвел глазами танцующую толпу, людей у стен, на лестнице, у бара. Он знал, что за ним наблюдают.
Три года, шесть месяцев и два дня.
Он стал пробираться к танцевальной площадке. Ее деревянный пол отделялся от остальной части клуба медным поручнем. Стараясь выглядеть беззаботным, он облокотился на него и оглядел танцующих: слева направо и наоборот. В клубах дыма они казались обезумевшими призраками.
Его заметила какая-то девушка и боком, прижав подбородок к плечу, стала пробираться к нему, не попадая в такт музыке. Она была продуктом гламура Глазго: красную кожаную миниюбку и черный лифчик почти целиком скрывала черная пластиковая куртка, а пучок обесцвеченных перекисью волос почти не отличался от клочка соломы. Широкий рот был накрашен алой помадой в тон пунцовым ногтям.
И зеленые сапожки по щиколотку.
Эти зеленые сапожки! Только когда она оказалась совсем рядом и, улыбаясь, сжала в приветствии пухлые пальцы, он узнал Арлин из кафе.
Шон отвернулся, но глаза задержались на ней чуть дольше, чем нужно, и она расценила это как приглашение.
— Ты говорил, что будешь здесь.
— Разве?
— Да нет, я догадалась. — Она перелезла под поручнем и, обхватив его ноги своими, начала вращать тазом, как дешевая стриптизерша, заводящая публику. Шон взглянул на танцующих в зале, и ему показалось, что он заметил ее, но тут же потерял. Его сердце остановилось.
Он замер, не сводя глаз с площадки. Арлин обернулась, чтобы узнать, куда он смотрит.
— Хочешь еще? — Она облизнулась, поднесла стакан к губам и, пьяно раскачиваясь, опрокинула все содержимое в Большой каньон своего выреза. — Опять! — повторила она, крепко ухватившись за его рубашку и прикоснувшись губами к его уху. Она надула пузырь из жвачки, и он громко взорвался, окутав его лицо облаком чего-то приторно-сладкого.
— Отвяжись! — Он нырнул под поручень.
Он постоял, дожидаясь, пока дым сухого льда рассеется, и увидел ее. Короткие черные волосы, платье, прикрывавшее белые бедра. Глаза закрывали темные зеркальные очки. Она улыбалась. Игриво подняв указательный палец, сдвинула очки на нос, открывая большие серые глаза. Она подмигнула и вернула очки на место. Лицо расплылось в дыму.
Когда дым рассеялся, она исчезла.
Это была она.
* * *
От ветра перехватило дыхание, дождь заливал глаза, но никогда еще запах Глазго не казался ему таким приятным, а город — красивым. Она остановилась на углу Торнесс-стрит, обернулась, чтобы убедиться, что он идет следом, и, натянув на голову куртку, легкая и призрачная, нырнула в темноту разбушевавшейся ночи.
Байрз-роуд была оживленной, одиночки спешили домой, курильщики толпились под навесами, парочки из ресторанов, держась за руки, убыстряли шаг. Большинство пабов уже закрылись, хотя вокруг еще крутились люди, слишком пьяные, чтобы замечать непогоду. Футбольный болельщик «Селтика» стоял посередине тротуара, раскинув руки, и смеялся над порывами ветра, раздувавшего рукава его пиджака. Шон Мактайернан прошел мимо, не сводя глаз с маленькой фигурки на углу: она стояла одной ногой на тротуаре, а другой — на мостовой. Слегка качнувшись в сторону, пропуская такси, она вновь ступила на мостовую, чтобы ее было видно, а потом исчезла.
Прикрывая глаза от дождя, Шон шел за ней, едва сдерживаясь, чтобы не пуститься бегом. Налетев на кого-то, он пробормотал извинения и пошел дальше не останавливаясь. Он обошел пару, надвинувшую капюшоны на глаза так низко, что оба ничего не видели перед собой. Чтобы не отстать, он пробежал несколько ярдов трусцой, все время сохраняя выбранную дистанцию. Три года, шесть месяцев и два дня. Теперь, когда она была так близко, он едва сдерживался. В его жизни постоянным было только одно — ее любовь.
На мгновение он потерял ее, потом вновь увидел. Как будто они играли в прятки.
Он остановился у витрины супермаркета и оглядел улицу. Мимо, слегка пошатываясь, прошла блондинка, и при свете витрины он заметил зеленые сапожки.
О нет, только не сейчас! Да как она посмела? Как она могла идти по тому же тротуару, стоять под тем же дождем! Он отвернулся к витрине, пропуская ее. Она его не заметила и прошла дальше, приветствуя какого-то бедолагу, которого успела подцепить. Он опустил голову, не видя никого, кроме хрупкой фигурки в черном, мелькавшей впереди. Куда она направлялась?
Он жил совсем рядом, но она очень осторожна и к нему не пойдет. Он подошел к краю тротуара и еще раз огляделся: никого. Он посмотрел на дорогу, спускавшуюся к его улице. Никого. Он почувствовал знакомое покалывание на затылке — верный признак, что она рядом. Он медленно повернулся.
Три года, шесть месяцев и два дня.
В сторону уходила аллея, кончавшаяся тупиком. Сюда заезжали грузовики с товаром для супермаркета, и аллея была перегорожена высокой сеткой, под которой стоял забытый контейнер. Он протер глаза.
Вислерз-лейн. Место, где он убил Молки Стила.
Почему из всех мест — именно это?
Чтобы сказать спасибо.
Она ждала его в проеме, за которым была дверь. Свернув на аллею, Шон почувствовал себя как Джон Уэйн — он теперь знал, в какую игру она играет: она не собирается ждать, пока станет безопасно.
Она пришла, чтобы быть с ним.
Как и обещала.
Конец аллеи был вымощен булыжником, стены покрыты надписями.
Опираясь на дверь в темном проеме, она смотрелась очень эффектно. Она не улыбалась. Ее черная куртка была закатана вверх, одна нога упиралась в стену, туфли сброшены и валялись на бетоне. Лицо повернуто к ветру, блестевшая влажная кожа подчеркивала безупречность скул.
Она выглядела совсем юной, почти школьницей.
Он протянул руки, ощупывая ее лицо и поворачивая его к свету, чтобы лучше видеть. Она не изменилась. Слегка нахмурившись, он стянул парик.
На плечи упали белокурые волосы.
Его ангел вернулся. Она улыбнулась, когда он потянулся к ней и стал целовать, долго и страстно. Ее тонкие руки обвились вокруг его бедер, а куртка упала на землю. Он чувствовал ее ребра под тонкой материей платья, и всю их хрупкость под его пальцами. Она пахла морем, солью и домом. Этот запах был ему нужен больше кислорода, больше самой жизни. Он почувствовал, как его щека стала мокрой, и увидел светло-серые глаза, наполненные слезами, которые стекали вниз, смешиваясь с каплями дождя. Она выглядела испуганной. Только сейчас он осознал, что эти четыре года наверняка были трудными и для нее. Он покрыл ее щеки поцелуями, чувствуя их соленый вкус.