— Можете дать его мобильный?
— Мы не даем…
— Какого черта! Это старший инспектор Макалпин! Его номер!
Голос на другом конце помедлил.
— Да, хорошо.
Все так вот просто?
Он набрал номер и переложил трубку в левую руку — на весу плечу было легче. Он провел ладонью по волосам и поморщился от запаха рвоты, бензина и грязи.
Пока шла переадресация сигнала для соединения, он отодвинулся, чтобы не стоять на солнце, и оглядел комнату. На полу около старого буфета, из тех, на которые обычно ставили проигрыватели, лежала пачка долгоиграющих пластинок: Фрэнк Синатра, Дин Мартин, «Романтичные шестидесятые». Ей было точно за шестьдесят, и он готов был поспорить, что никакой романтики в ее жизни давно не было. Он улыбнулся — игра слов, и губа треснула.
У стены рядом с камином стояла какая-то высокая тонкая коробка. Она показалась ему странно знакомой. Она была вскрыта, и он увидел резьбу по дереву. Наверняка рамы для картин. Старушка, должно быть, занимается живописью. В коробке их было несколько. Он их сразу узнал — вся мастерская Хелены была ими завалена. Но здесь они были чужеродны. Почему — он понял не сразу. Нет запаха краски, нет сохнущих картин, нет мольбертов и подставок, нет беспорядка. Нет картин на стенах. Наклонив голову к плечу, он с трудом разобрал надпись на простой белой этикетке: «Нэн Макдугалл, коттедж „Шипридз“, Шипридз-лейн, Хэдз-оф-Эр-роуд, Крой, графство Эршир, Шотландия». Он прочитал еще раз, стараясь запомнить адрес.
— Ну давай же, шевелись! — поторопил он трубку.
Наконец, после нескольких щелчков, трубку взяли.
— Алло?
— Привет, Колин. Это Макалпин. Окажи мне услугу.
— Куда ты пропал, Алан?
Макалпин вернулся в кухню, потом, вспомнив о приличиях, порылся в кармане в поисках фунтовой монеты. Она промывала овощи под краном.
— За вами приедут? — спросила она не оборачиваясь.
— Да, все в порядке, спасибо.
— Ваш бумажник — на столе в прихожей.
— Да… хорошо. — Он даже не заметил его отсутствия. Она вытерла капли с раковины. В сушке чашек уже не было.
— Спасибо вам за все… за все.
— Не за что. Вы не первый и не последний. Я говорила совету.
— Как вы меня вытащили из машины?
— Вы могли идти. А если вы можете идти и вызываете «скорую», то это обойдется в целое состояние. Я решила: хороший сон — и будете как новенький. Я же говорю, что вы не первый.
— Еще раз спасибо за все. Но ведь там был еще кто-то? Кто вам помогал? Я бы хотел их тоже отблагодарить. — Он почесал в затылке, стараясь вызвать в памяти фигуру с палкой, разбившую стекло. У него осталось ощущение, что это был кто-то гораздо моложе, подвижнее и похожий на ангела.
Она в первый раз подняла на него глаза, сразу ставшие холодными за оправой очков.
— Вы ошибаетесь. Я была там одна.
Арлин лежала на столе из нержавеющей стали, голова на мраморной подушке. Вскоре должны были прийти главный судебный патологоанатом Джон О’Хара и его помощница Джессика Гибсон. Из вентилятора нагнетался воздух, и было ужасно холодно. Неожиданно тишину нарушил шум воды в водостоке.
Мертвые не всегда выглядят умиротворенными. Волосы на голове Арлин были растрепаны и неряшливы — не прокрашены у основания. С левой стороны скула и челюсть были на дюйм ниже, чем с правой. Ее порезанные губы растягивали рот в неприятную гримасу, которая казалась остатком жизни. Смерть не красила ее, она выглядела отталкивающе.
Костелло очень устала, вокруг глаз легли серые тени. В медицинском халате и в брюках, она расхаживала перед столом, наклонялась к ранам, пытаясь понять, почему убили эту женщину.
Арлин была в черной куртке и красной кожаной мини-юбке. Под юбкой — толстые белые ноги, на одной — зеленый сапожок до щиколотки, а на другой только пятна крови. Красный лак с ногтей пытались соскрести, и одного ногтя не хватало. На ноги и руки были надеты целлофановые мешки, которые Костелло приподнимала при осмотре.
— Формальное опознание уже было? — спросил Малхолланд, устраиваясь на стуле возле стены и закидывая ногу на ногу.
— Ее опознала подруга Трейси, — кивнула Костелло. — С ней надо еще поработать и слегка надавить. У нее… — Она замолчала, увидев вошедшего Дэвидсона, младшего ассистента.
Он кивнул, заглядывая в список:
— Арлин Хэггерти? — Он перевернул бирку на ноге жертвы.
— Детектив уголовной полиции Малхолланд, сержант уголовной полиции Костелло, — официально представилась она.
— Привет. Приятно, когда за нас делают первый разрез.
— Прибереги свои шутки для другого случая, — посоветовала Костелло.
Дэвидсон ее не понял.
— Тошнит?
— Нет. Мертвые никогда не причиняют неприятностей, а вот от живых тошнота бывает. — Она в упор посмотрела на Дэвидсона, и тот, состроив гримасу, вышел. Дверь закрылась за ним с шипением, которое, как решила Костелло, было вызвано сжатым воздухом.
Малхолланду стало не по себе. Находясь здесь, они все подвергались ужасной опасности: вирусы и бактерии кишели вокруг, тая неизвестную смертельную болезнь. Он закашлялся, держа у губ шелковый носовой платок, который использовал в качестве фильтра, и тоскливо посмотрел на дверь.
Как по команде, она распахнулась. Вошел О’Хара.
— Мы должны дождаться доктора Гибсон — без нее начинать не можем. Есть подвижки? — Он наклонился над столом, внимательно осматривая Арлин.
— Ждем, что скажет доктор Баттен.
— Значит, нет.
Костелло покачала головой.
— Я бы не хотел, чтобы на этом столе оказалась еще одна жертва, — сказал О’Хара.
— А я бы хотел получить что-то надежное для суда, — не остался в долгу Малхолланд.
Дверь с шипением открылась.
— Доброе утро, доктор О’Хара.
— Доброе утро, доктор Гибсон. Вы не возражаете, если мы приступим?
— Конечно, приступайте. — Джессика Гибсон прислонилась к стене. Ее волосы торчали в разные стороны и явно мечтали о встрече с расческой.
— Закон говорит, что я должна просто присутствовать.
— Закон говорит о «заинтересованном присутствии», — поправил О’Хара.
— Просто присутствии, — пробормотала Гибсон. — Мне не нужна никакая заинтересованность. Мне нужно просто подтвердить все, что вы скажете. Привет, сержант Костелло. Как жизнь?
— Обычный рабочий день, — ответила та, кивнув на тело.
О’Хара обошел стол, надевая перчатки.
— Итак, почерк убийцы тот же самый, но на этот раз больше ярости. — Он показал на лицо. — Характерный след от хлороформа вокруг верхней губы. Этот кусочек плоти был нижней частью носа. Думаю, нам удастся получить отпечаток обуви. На предплечьях — светлые пятна, которые превратились бы в синяки, если бы она до этого дожила.