Его первое движение было столь целенаправленным и стремительным, что никто, казалось, этого не заметил, а он нанес удар по черепу Палестины слева с такой силой, что, снимая сумку с ее плеча, не был уверен, жива ли она. Девушка свалилась у его ног, а он сунул руку в сумку и обхватил пальцами ствол «танфольджо». Тайиб, шахид, сидевший за стойкой бара ближе всего к нему, ничего не заметил, так как глаза его были прикованы к часам. Габриэль извлек из сумки оружие и нацелил его на человека с бомбой. Он дважды нажал на спусковой крючок – тап-тап. Обе пули попали мужчине в грудь, отбросив его назад, в сторону от чемодана со взрывчаткой.
Звук выстрелов в вокзале с гулким эхо произвел то действие, какого и ожидал Габриэль. На платформе люди съежились или попадали на землю. В двадцати футах от него двое солдат стаскивали с плечей свои автоматы. А в двух концах платформы оставшиеся двое шахидов – Башир и Наджи – продолжали стоять, устремив взгляд на часы. Время для обоих было уже кончено.
Габриэль крикнул по-французски:
– Бомба! Ложитесь! Ложитесь!
Для Габриэля, нацелившего «танфольджо» на того, которого звали Наджи, открылась линия огня. Французские солдаты, не разобравшись в происходящем, медлили. Габриэль нажал на спусковой крючок, увидел красную вспышку и проследил, как Наджи безжизненно повалился на пол.
И бросился бежать к пути Д, к тому месту, где сидела Лия, открытая для взрывной волны. Он крепко держал сумку Палестины, где были ключи к его свободе. И оглянулся только раз. Башир, последний из шахидов, шел к центру вокзала. Должно быть, он видел, как были сражены двое его товарищей, и теперь пытался максимально увеличить убойную силу своей единственной бомбы, поместив ее в центре платформы, где было больше всего народа.
Остановиться сейчас означало наверняка умереть самому и Лие, поэтому Габриэль продолжал бежать. Он добежал до выхода на путь Д и свернул вправо. На платформе было пусто – стрельба и предупреждение Габриэля заставили пассажиров сесть в поезд или устремиться к выходу из вокзала. На платформе оставалась только Лия, беспомощная и неподвижная.
Цифры часов переместились: 7.00.00.
Габриэль схватил Лию за плечи, поднял с кресла ее обмякшее тело и сделал последний бросок к двери стоявшего поезда – в этот момент чемодан взорвался. Ослепительно яркая вспышка, грохот и опаляющая взрывная волна, казалось, выжавшая из него самую жизнь. Отравленные болты и гвозди. Разлетевшееся стекло и кровь.
Черный дым, невыносимая тишина. Габриэль заглянул в глаза Лии. Она смотрела на него, и взгляд ее был странно спокоен. Он сунул «танфольджо» в сумку, поднял Лию на руки и встал. Она казалась ему невесомой.
Из разбитого вагона начали раздаваться крики. Габриэль огляделся. Окна вагона с обеих сторон были выбиты. Пассажиры, сидевшие на своих местах, были изрезаны вылетевшими стеклами. Габриэль увидел по крайней мере шестерых смертельно раненных.
Он сошел по ступенькам и двинулся по платформе. Все, что находилось здесь всего несколько секунд назад, сейчас было неузнаваемо. Он посмотрел вверх и увидел, что большой кусок крыши исчез. Если бы все три бомбы взорвались одновременно, вокзала скорее всего уже не было бы.
Он поскользнулся и тяжело упал. Платформа была залита кровью. Вокруг валялись руки, ноги, куски человеческой плоти. Он поднялся на ноги, подхватил Лию и, спотыкаясь, пошел. На что он наступает? Габриэль не в силах был посмотреть. Он поскользнулся вторично – возле телефонного киоска – и вдруг понял, что смотрит в безжизненные глаза Палестины. Она умирала от удара Габриэля или от шрапнели Тайибской бомбы? Габриэлю это было безразлично.
Он снова поднялся на ноги. Выходы из вокзала были забиты: перепуганные пассажиры пытались выйти, полиция стремилась войти. Если Габриэль попробует пойти этим путем, кто-то может узнать в нем человека, стрелявшего до взрыва бомбы. Так что надо было найти какой-то другой путь. Он вспомнил, как шел от машины до вокзала и ждал у перекрестка, где встречаются рю де Лион и бульвар Дидро, когда переменятся огни светофора. Там был вход в метро.
Он понес Лию к эскалатору. Эскалатор стоял. Он перешагнул через два трупа и пошел вниз. На станции метро царила сутолока, пассажиры кричали, служащие тщетно пытались установить спокойствие, но по крайней мере там не было дыма и пол не был мокрым от крови. Габриэль, ориентируясь по надписям, пошел по сводчатым коридорам к рю де Лион. Дважды его спрашивали, не нужна ли ему помощь, и оба раза он отрицательно качал головой и шел дальше. Огни вдруг задрожали и притушились, а потом каким-то чудом снова ожили.
Через две минуты он подошел к лестнице. Он зашагал по ней, неуклонно поднимаясь вверх, и вышел под мелкий холодный дождь. Он находился на рю де Лион. Габриэль оглянулся на вокзал. Круглая площадь была ярко освещена огнями бедствия, и из крыши вокзала шел дым. Он отвернулся и зашагал прочь.
Еще одно предложение помощи:
– Вы в порядке, месье? Этому человеку нужен врач?
«Нет, спасибо, – подумал он. – Просто, пожалуйста, уйдите с дороги, и хоть бы тот „мерседес“ ждал меня».
Он свернул за угол на рю Паро. Машина стояла на месте – единственная ошибка Халеда. Габриэль перенес Лию через улицу. Она на секунду боязливо прижалась к его шее. Понимала ли она, что это он, или считала его санитаром в своей больнице в Англии? Через минуту она уже сидела на пассажирском сиденье и спокойно смотрела в окошко, а Габриэль, отъехав от обочины, повел машину к углу рю де Лион. Он только раз посмотрел влево, в направлении горящего вокзала, затем свернул направо и помчался по широкому проспекту к Бастилии. Он снова сунул руку в сумку девушки и вытащил ее сателлитный телефон. К тому времени, когда он завершал объезд площади Бастилии, на линии уже был бульвар Царя Саула.
Париж
Мелкий дождик, встретивший Габриэля, когда он вышел из вокзала Гар-де-Лион, превратился в весенний ливень. Стемнело, и Габриэль был рад этому. Он припарковал машину на тихой зеленой улице возле площади Колумбии и выключил мотор. Поскольку было темно и шел проливной дождь, он был уверен, что никто не заглянет в машину. Он протер часть запотевшего переднего стекла и посмотрел наружу. Дом, в котором находилась конспиративная квартира, стоял на противоположной стороне улицы. Габриэль хорошо знал квартиру. Он знал, что это квартира 4-Б и что на табличке у звонка выцветшие синие буквы гласили: «Гусман». Знал он и то, что прятать ключ негде, а это значило, что квартира должна быть отперта заранее кем-то из парижской резидентуры. Обычно такими вещами занимался bodel – так на языке Службы именовали местных, нанимаемых для выполнения черной работы в иностранной резидентуре. Но через десять минут Габриэль, к своему облегчению, увидел, как мимо его окошка протопал парижский katsa Узи Навот с прилипшими к большой круглой голове светлыми волосами и с ключом от квартиры в руке.
Навот вошел в дом, и через минуту в окне четвертого этажа появился свет. Лия зашевелилась. Габриэль обернулся и посмотрел на нее – на миг взгляды их, казалось, встретились. Он протянул руку и взял то, что осталось от ее руки. От прикосновения к жесткой, покрытой шрамами коже по телу Габриэля пробежал холод. Лия была неспокойна всю поездку. А теперь, казалось, успокоилась и выглядела как всегда, когда Габриэль посещал ее в солярии. Он снова выглянул наружу и посмотрел на окно на четвертом этаже.