– Да, я знаю.
– Если вы знали, почему мне ничего не сказали?
– Потому что она работает на меня.
Рамирес долго смотрел в зеркальце.
– Узнаю эти ляжки. Это та девица, что была в кафе, да?
Габриель медленно кивнул. Голова у него разламывалась.
– Очень интересный вы человек, мсье Дюран. И к тому же счастливчик. Она красотка.
– Сосредоточьтесь на езде, Альфонсо. Она прикрывает вашу спину.
Через пять минут Рамирес запарковал машину на улице, огибающей гавань. Кьяра промчалась мимо, затем развернулась и запарковала свой мотоцикл в тени дерева. Рамирес заглушил мотор. Солнце безжалостно лупило по крыше. Габриель хотел было выйти из машины, но аргентинец решил сначала ввести его в курс дела.
– Большая часть досье, относящихся к нацистам в Аргентине, хранится в Бюро информации под замком. Официально эти досье до сих пор вне доступа для репортеров и ученых, хотя традиционный тридцатилетний период засекречивания давно истек. Если бы мы смогли пробраться в хранилища Бюро информации, то, наверное, не много нашли бы там. Судя по всему, Перон велел уничтожить наиболее дискредитирующие досье в пятьдесят пятом году, когда в результате выборов неожиданно лишился своего поста.
На другой стороне улицы приостановилась машина, и мужчина, сидевший за рулем, долго смотрел на девицу с мотоциклом. Рамирес это тоже заметил. Он с минуту понаблюдал за машиной в свое зеркальце заднего вида и возобновил рассказ:
– В тысяча девятьсот девяносто седьмом году правительство создало Комиссию по выяснению деятельности нацистов в Аргентине. Она с самого начала столкнулась с серьезной проблемой. Дело в том, что в девяносто шестом году правительство сожгло все дискредитирующие досье, какие у него оставались.
– Тогда зачем же они создавали комиссию?
– Они, конечно, хотели, чтобы их похвалили за старания. Но в Аргентине поиски истины этим и ограничатся. Настоящее расследование выявило бы подлинную меру участия Перона в бегстве нацистов из Европы после войны. Оно также раскрыло бы то, что многие нацисты продолжают жить здесь. Кто знает? Может, и тот, кого вы ищете, тоже.
Габриель указал на здание.
– А это что такое?
– Отель иммигрантов – первая остановка для миллионов иммигрантов, перебравшихся в Аргентину в девятнадцатом и двадцатом столетиях. Правительство селило их, и они тут жили, пока не найдут работы и места, где поселиться. Теперь Бюро по иммиграции превратило это здание в склад.
– В склад чего?
– Досье, конечно. – Рамирес открыл отделение для перчаток и достал резиновые операционные перчатки и бумажные стерильные маски. – Это не самое чистое место на свете. Надеюсь, вы не боитесь крыс.
Габриель взялся за ручку и нажал плечом на дверцу. На другой стороне улицы Кьяра выключила мотор и приготовилась ждать.
У входа стоял скучающий полицейский. За столом регистратуры перед крутящимся вентилятором сидела девушка в форме и читала модный журнал. Она передвинула по пыльному столу книгу записей. Рамирес расписался в ней, поставил время и взял две ламинированные бирки. У Габриеля был номер 165. Он пристегнул бирку к кармашку на рубашке и следом за Рамиресом пошел к лифту.
– Два часа до закрытия, – крикнула им вслед девушка и перевернула страницу журнала.
Они вошли в грузовой лифт. Рамирес стянул дверцы и нажал кнопку верхнего этажа. Кабина лифта, качаясь, медленно поползла вверх. Через минуту их встряхнуло, и они остановились – воздух был такой жаркий и пропыленный, что трудно было дышать. Рамирес натянул перчатки и маску. Габриель последовал его примеру.
Помещение, в котором они очутились, было, грубо говоря, длиной в два городских квартала и целиком заполнено бесконечными рядами стальных стеллажей, прогибавшихся под тяжестью деревянных ящиков. В разбитые окна влетали и вылетали ласточки. Габриель слышал поскребывание крошечных лапок и мяуканье дерущихся кошек. Сквозь защитную маску проникал запах пыли и гниющей бумаги. Архив «Анима» в Риме с сочащимися стенами казался раем по сравнению с этим отвратительным местом.
– Что это за досье?
– Те, что Перон и его духовные последователи в правительстве Менема не сочли нужным уничтожить. В этой комнате хранятся иммиграционные карточки, какие заполнял каждый пассажир, прибывший в порт Буэнос-Айреса с тысяча девятьсот двадцатого года по семидесятый. Этажом ниже находятся списки пассажиров каждого судна. Менгеле, Эйхманн – все они оставили здесь отпечатки своих пальцев. Может быть, и Отто Кребс тоже.
– Почему тут такой беспорядок?
– Поверите ли, было хуже. Года два-три назад храбрая душа по имени Чела расставила карточки в алфавитном порядке и по годам. Теперь они называют это Зал Челы. Иммиграционные карточки за шестьдесят третий год вон там. Следуйте за мной. – Рамирес приостановился, указывая на пол. – Осторожней – не наступите на кошачий помет.
Они прошли с полквартала. Иммиграционные карточки за шестьдесят третий год занимали несколько десятков стальных полок. Рамирес нашел деревянные ящики, в которых находились карточки пассажиров, чья фамилия начиналась с буквы «К», снял их с полки и осторожно поставил на пол. Согнувшись в три погибели, он принялся перебирать плотно стоявшие карточки. И нашел четырех иммигрантов с фамилией Кребс. Ни у кого из них не было имени Отто.
– А могли поставить карточку в другое место?
– Конечно.
– И мог кто-нибудь ее вынуть?
– Это Аргентина, мой друг. Тут все возможно.
Расстроенный Габриель прислонился к полкам. Рамирес положил иммиграционные карточки в ящик и поставил ящик на место на стальную полку. Затем посмотрел на свои часы.
– В нашем распоряжении час сорок пять минут до закрытия на ночь. Вы смотрите, начиная с шестьдесят третьего года, а я пойду в обратном направлении. Наименее удачливый ставит спиртное.
С реки пришла гроза. Габриель сквозь разбитое окно видел вспышки молний, сверкавшие среди портовых кранов. Черная туча заслонила предвечернее солнце. В Зале Челы стало почти ничего не видно. Дождь начался как взрыв. Он хлестал в разбитые окна и заливал драгоценные документы. Реставратору Габриелю виделись расплывающиеся чернила, навсегда утраченные фотографии.
Он нашел иммиграционные карточки еще трех мужчин по фамилии Кребс – одна карточка 1965 года, две другие – 1969 года. Ни одного из них не звали Отто. Темнота замедляла его поиски, так что он теперь не перебирал их быстро, а буквально полз. Прочесть иммиграционные карточки он мог, лишь подтащив ящик к окну, где еще было немного света. Тут он становился на колени, повернувшись спиной к дождю, и перебирал пальцами карточки.
Девушка из регистратуры поднялась к ним и предупредила, что через десять минут они закрываются. Габриель просмотрел карточки только по 1972 год. Ему не хотелось приходить сюда еще и завтра. И он ускорил поиск.