– Что я должен с ним делать?
– Это вы нам скажете. Он очень хороший работник, наш Оскар.
– А может он выступить в роли юриста?
– При хорошей подготовке он может выступить в качестве вашей матушки.
– И как долго будет длиться эта шарада?
– Пять минут, может быть, меньше.
– Когда вы имеете дело с Людвигом Фогелем, пять минут могут показаться вечностью.
– Я слышал об этом, – сказал Шамрон.
– А как быть с Клаусом?
– С Клаусом?
– С охранником Фогеля.
Шамрон улыбнулся. С сопротивлением было покончено. Швейцарский банкир стал частью группы. Он сейчас принес присягу флагу герра Хеллера и его благородному делу.
– Он отличный профессионал, – сказал Беккер. – Я был в доме с полдесятка раз, тем не менее он всегда тщательно меня обыскивает и просит открыть «дипломат». Так что если вы хотите попытаться пронести оружие в дом…
Шамрон оборвал его:
– Никакого оружия в доме не будет.
– Это не совсем так. Сам Клаус всегда вооружен.
– Вы уверены?
– По-моему, при нем «глок». – Банкир похлопал себя по левому боку. – Он носит его вот тут. И не пытается скрыть.
– Отличная деталь, герр Беккер.
Банкир принял комплимент кивком головы: «Детали – это по моей части, герр Хеллер».
– Простите мою дерзость, герр Хеллер, но как можно кого-то похитить, если его защищает охранник и этот охранник вооружен, а нападающий – нет?
– Герр Фогель добровольно покинет свой дом.
– Добровольное похищение? – В тоне Беккера звучало недоверие. – Вот это уникально. И как можно убедить человека добровольно быть похищенным?
Шамрон скрестил на груди руки.
– Просто дайте возможность Оскару проникнуть в дом и предоставьте остальное нам.
Мюнхен
Это был старый многоквартирный дом в Лехеле, красивом маленьком районе Мюнхена, огражденный забором с калиткой, с главным входом из крошечного дворика. Лифт был шатким и двигался нерешительно, а чаще и вовсе не двигался, так что им пришлось просто подняться по винтовой лестнице на третий этаж. Обстановка была безликой, как в номере отеля. В спальне стояли две кровати, а кушетка в гостиной была диван-кроватью. В чулане стояли четыре раскладушки. Кладовка была набита непортящимися продуктами. В шкафах хранилась посуда на восемь персон. Окна гостиной выходили на улицу. Ставни были все время закрыты, так что казалось, будто на дворе все время вечер. У телефонных аппаратов не было звонков. Вместо этого в них вспыхивали красные огоньки, которые, мигая, указывали на входящие звонки.
Стены гостиной были увешаны картами: центр Вены, Большая Вена, Восточная Австрия, Польша. На стене, что напротив окон, висела очень большая карта Центральной Европы, на которой был указан весь путь вывоза пленника Вены до побережья Балтийского моря. Шамрон с Габриелем немного поспорили по поводу цвета, прежде чем остановиться на красном. Издали казалось, что это река крови, – да, собственно, Шамрон и хотел, чтобы так это выглядело – как река крови, текущая из рук Эриха Радека.
В квартире они разговаривали только по-немецки. Так постановил Шамрон. Радека называли Радеком и только Радеком – Шамрон не желал называть его тем именем, какое он купил у американцев. Шамрон установил и другие правила. Это была операция Габриеля, и, следовательно, Габриелю ее срежиссировать. И это Габриель с берлинским акцентом своей матери давал указания командам, Габриель проверял отчеты о слежке из Вены, и Габриель принимал все окончательные решения по операции.
Первые два-три дня Шамрон с трудом приспосабливался к своей вспомогательной роли, но по мере того, как его уверенность в Габриеле росла, он понял, что легче отодвинуться на задний план. Тем не менее каждый агент, проходивший через конспиративную квартиру, отмечал мрачность Шамрона. Казалось, он никогда не спал. Он стоял часами перед картами или сидел за кухонным столом в темноте, куря одну папиросу за другой, как человек, борющийся с нечистой совестью. «Он точно смертельно больной пациент, планирующий собственные похороны», – заметил Одед, агент-ветеран, говоривший по-немецки, которого Габриель назначил шофером на машине, которая повезет пленника. «Это последний удар Memuneh, и если он отправится в ад, то на его надгробии, как раз под звездой Давида, вырежут именно это».
В идеальных условиях подобная операция потребовала бы многих недель планирования. У Габриеля же были всего лишь дни. Операция «Гнев Господень» хорошо его подготовила. Террористы «Черного Сентября» не сидели на месте – они появлялись и исчезали с раздражающей частотой. Поэтому, когда кого-нибудь из них обнаруживали и действительно идентифицировали, ударная команда включалась и действовала с молниеносной быстротой. Расставлялись наблюдатели, арендовались машины и конспиративные квартиры, намечались пути ухода. Этот опыт и знание хорошо служили Габриелю в Мюнхене. Немногие разведчики умели быстрее и лучше планировать и наносить молниеносные удары, чем он и Шамрон.
По вечерам они смотрели новости по германскому телевидению. Выборы в соседней Австрии завладели вниманием немецких телезрителей. Метцлер неуклонно продвигался вперед. Толпы на встречах с ним, как и цифры опроса населения, росли с каждым днем. Австрия, казалось, была на грани безрассудства – избрать канцлером человека крайне правых взглядов. В конспиративной квартире в Мюнхене Габриель и его команда оказались в нелепом положении – они приветствовали укрепление популярности Метцлера, так как без Метцлера их дверь к Радеку была бы закрыта.
Лев неизменно звонил с бульвара Царя Саула вскоре после новостей и подвергал Габриеля унылому перекрестному допросу по поводу того, что произошло за день. Это было единственное время, когда Шамрон сбрасывал с себя бремя командования операцией. От самой мысли, что придется выдержать получасовую беседу со Львом, у него начинало стучать в висках. А Габриель мерил шагами комнату, прижав телефон к уху, и терпеливо отвечал на все вопросы Льва. И иногда – при соответствующем освещении – Шамрон видел, как рядом с Габриелем шагала его мать. Она была единственным членом команды, о ком никто никогда не упоминал.
Раз в день, обычно ближе к вечеру, Габриель и Шамрон выходили из конспиративной квартиры прогуляться по Английским садам. Тень Эйхманна висела над ними. Габриель считал, что она была с ними с самого начала. Она появилась в тот вечер в Вене, когда Макс Клайн рассказал Габриелю про офицера СС, убившего десяток заключенных в Биркенау, а теперь каждый день наслаждавшегося хорошим кофе в кафе «Централь». Однако Шамрон до сих пор упорно избегал называть даже его имя.
Габриель прежде много раз слышал, как поймали Эйхманна. Собственно, Шамрон использовал эту историю в сентябре 1972 года, чтобы убедить Габриеля присоединиться к операции «Гнев Господень». Теперь же Шамрон во время этих прогулок по тенистым дорожкам Английских садов рассказал Габриелю более детальную версию, чем все, что тот слышал прежде. Габриель понимал, что это не просто болтовня старика, пытающегося вновь пережить былую славу. Шамрон был не из тех, кто жил прошлым или похвалялся своими победами. Издатели тщетно будут ждать его мемуары. Габриель понимал, что Шамрон по определенной причине рассказывает ему об Эйхманне. «Я осуществил то, что ты собираешься предпринять, – говорил ему Шамрон. – В другое время, в другом месте, с другим человеком, но есть вещи, которые тебе надо знать». Габриель порой не мог избавиться от ощущения, что он шагает рядом с историей.