– И ваххабитскую идеологию, которая способствовала рождению Талибана, – сказал Габриэль.

– Ни одно хорошее дело не остается безнаказанным, – покаянно произнес Картер. – Но у нас есть нечто более ценное, чем фотография двадцатилетней давности. У нас есть его голос.

Картер взял маленький черный пульт, наставил его на радиоприемник и нажал на кнопку воспроизведения. Секунду спустя двое мужчин заговорили по-английски: один с американским акцентом, другой – с арабским.

– Насколько я понимаю, саудовец – это бин-Шафик?

Картер кивнул.

– Когда была сделана запись?

– В тысяча девятьсот восемьдесят восьмом году, – сказал Картер. – На конспиративной квартире в Пешаваре.

– А кто американец? – спросил Габриэль, хотя и знал уже ответ.

Картер нажал на кнопку «Стоп» и посмотрел в огонь.

– Я, – сухо произнес он. – Американец на конспиративной квартире в Пешаваре был я.

– Вы бы узнали бин-Шафика, если бы снова его увидели?

– Возможно, но, по сообщениям наших источников, он сделал несколько пластических операций, прежде чем занялся оперативной работой. Правда, я бы узнал шрам на его правой руке. В него попал кусок шрапнели, когда он был в Афганистане в тысяча девятьсот восемьдесят пятом году. Шрам идет почти от кисти чуть не до локтя. Ни один пластический хирург не мог бы ничего с этим сделать.

– Это на внешней стороне руки или на внутренней?

– На внутренней, – сказал Картер. – У него от этой раны рука немного усохла. Он прошел через несколько операций, но ничто не помогло, поэтому он склонен держать ее в кармане. Он не любит рукопожатий. Он гордый бедуин, этот бин-Шафик. Он не уважает физическую неполноценность.

– Я полагаю, ваши источники в Эр-Рияде не смогут сказать нам, где он прячется в империи Зизи?

– К сожалению, нет. Но мы знаем, что он там. Внедрите агента в Дом Зизи, и рано или поздно бин-Шафик войдет в этот дом через заднюю дверь.

– Внедрить агента под бок Зизи аль-Бакари? Как, Адриан? У Зизи больше охранников, чем у многих глав государств.

– Я и не мечтаю вмешиваться в оперативные вопросы, – сказал Картер. – Но будьте уверены: мы готовы набраться терпения и намерены довести дело до конца.

– Терпение и доведение дела до конца не являются типичными достоинствами американцев. Вы хотите заварить кашу и перейти к следующей проблеме.

Снова наступило долгое молчание, нарушаемое на этот раз постукиванием трубки Картера о край пепельницы.

– Чего вы хотите, Габриэль?

– Гарантий.

– В нашем деле не бывает гарантий. Вам это известно.

– Я хочу иметь все данные, что у вас есть о бин-Шафике и аль-Бакари.

– В пределах разумного, – сказал Картер. – Я не собираюсь давать вам грузовик грязи на известных людей в Вашингтоне.

– Я хочу защиту, – сказал Габриэль. – Если все рухнет, мы будем подозреваемыми номер один. Мы всегда ими становимся, даже когда не имеем к этому отношения. Нам потребуется ваша помощь выдержать бурю.

– Я могу говорить только за министерство обороны, – сказал Картер. – И заверяю вас, что мы будем в вашем распоряжении.

– Мы устраним бин-Шафика во время и в месте по нашему выбору – без вмешательства Лэнгли.

– Президент был бы вам благодарен, если бы вы могли это сделать не на американской земле.

– В нашем деле не бывает гарантий, Адриан.

– Попал в точку.

– Вам, возможно, трудно этому поверить, но я не могу сам принять такое решение. Я должен переговорить с Амосом и с премьер-министром.

– Амос и премьер-министр поступят так, как вы им скажете.

– В пределах разумного.

– Так что же вы им скажете?

– Что американскому президенту нужна услуга, – сказал Габриэль. – И я хочу ему помочь.

Глава 12 Тель-Мегидо, Израиль

Премьер-министр дал Габриэлю согласие на проведение операции на другой день, в половине третьего. Габриэль направился прямиком в Армагеддон. Он счел это отличным местом для начала.

Погода была на удивление роскошная для такого случая: прохладно, бледно-голубое небо, мягкий ветерок из Иудеи трепал рукава его рубашки, когда он мчался по Яффа-роуд. Габриэль включил радио. Похоронная музыка, звучавшая по радиоволнам после покушения на жизнь Шамрона, исчезла. Неожиданно зазвучала сводка новостей. Премьер-министр обещал сделать все, что в его власти, чтобы выследить и наказать ответственных за покушение на жизнь Шамрона. Он ни словом не упомянул, что ему уже известно, кто несет за это ответственность или что он дал Габриэлю право убить этого человека.

Габриэль ехал вниз по Баб аль-Вад к морю, нетерпеливо обгоняя машины, затем помчался наперегонки с заходящим солнцем на север, по Прибрежной равнине. Возле Хадеры прозвучал сигнал тревоги – согласно передаче по радио через Разделительную стену близ Тулькарма сумел проникнуть смертник-самоубийца, и Габриэлю пришлось двадцать минут ждать на обочине, прежде чем двинуться в долину Джезрил. Через пять миль после Афулы слева появился закругленный холм. На иврите он назывался Тель-Мегидо, или Курган Мегидо. Весь остальной мир знал его как Армагеддон, про который в Евангелии от Иоанна сказано, что здесь произойдет последняя схватка на Земле между силами добра и зла. Сражение еще не началось, и на стоянке было лишь три запыленных пикапа, указывавших на то, что команда, ведущая археологические раскопки, еще работает.

Габриэль вылез из машины и пошел по крутой дорожке к вершине. На Тель-Мегидо больше века периодически велись раскопки, и верхушка холма была изрезана длинными узкими траншеями. Доказательство существования более двадцати городов было обнаружено под почвой на верху холма, включая город, считавшийся построенным царем Соломоном.

Габриэль остановился на краю траншеи и заглянул вниз. Там маленькая фигурка в рыжей спортивной куртке ковыряла землю ручной лопаткой. Габриэль вспомнил последний раз, когда он стоял над человеком, производившим раскопки, и вдруг почувствовал словно на затылок ему положили кусок льда. Археолог поднял на Аллона умные карие глаза, затем отвел взгляд и возобновил работу.

– Я ждал тебя, – сказал Эли Лавон. – Что тебя так задержало?

Габриэль сел на край шурфа и стал смотреть, как Лавон работает. Они знали друг друга со времен операции против «Черного сентября». Эли Лавон был филер. Его обязанностью было следовать за террористами и изучать их привычки. Во многих отношениях его работа оказалась более опасной, даже чем у Габриэля, так как Лавон был «на виду» у террористов целыми днями и неделями без поддержки. После роспуска подразделения он осел в Вене и открыл там небольшую контору расследований. Существуя на скромные средства, он сумел выследить достояние евреев на миллионы долларов и сыграл значительную роль, вытребовав у банков Швейцарии соглашения о выплате многомиллионных сумм в долларах. Сейчас Лавон работал на раскопках в Мегидо и преподавал археологию в Еврейском университете.