– Вам нравится, что они у вас есть? – спросила Сара.
– Кто – охранники? – Надя передернула плечами. – Когда ты дочь Зизи аль-Бакари, жизнь без охранников невозможна. Вы представляете себе, сколько за меня может запросить похититель или террорист?
– Миллиарды.
– Правильно. – Она сунула руку в пляжную сумку и вытащила пачку сигарет «Виргиния слимс». Она раскурила одну сигарету, а другую протянула Саре, но та отрицательно покачала головой. – На «Александре» я не курю, следуя пожеланию отца. Но когда я вдали от него… – Голос ее замер. – Вы ведь не скажете ему, верно?
– Вот вам крест. – Сара кивнула в сторону охранников. – А как насчет их?
– Они не посмеют сказать отцу.
Надя положила сигареты обратно в сумку и выпустила дым в безоблачное голубое небо, а Сара закрыла глаза и подставила лицо солнцу.
– У вас, случайно, нет с собой бутылки очень холодного розового вина?
– К сожалению, – сказала Надя. – Жан-Мишель всегда умудряется протащить немного вина на борт. Я уверена, он даст вам бутылку-другую, если вы мило попросите.
– Боюсь, Жан-Мишель готов мне дать нечто большее, чем просто вино.
– Да, он явно очень увлечен вами. – Надя сдвинула солнцезащитные очки на лоб и закрыла глаза. – Позади дюн есть ресторан. Мы можем потом зайти в бар выпить, если хотите.
– Я не знала, что вы выпиваете.
– Немножко, но в такой, как сегодня, день я люблю выпить банановый дайкири.
– Я считала, что ваша религия запрещает это.
Надя опровергающе повела рукой.
– Вы неверующая? – спросила Сара.
– Я люблю нашу веру, но в то же время я современная саудовка. У нас два обличья. Когда мы дома, мы вынуждены скрывать лицо под черным покровом, а на Западе…
– Вы можете иногда выпить дайкири и лежать с открытой грудью на пляже.
– Правильно.
– А ваш отец об этом знает?
Она кивнула.
– Он хочет, чтобы я стала настоящей западной женщиной, но оставалась верна тенетам ислама. Я сказала ему, что это невозможно – по крайней мере в строгом понимании, – и он уважает мою позицию. Я ведь не ребенок, Сара. Мне двадцать семь лет. – Она перевернулась на бок и подперла голову рукой. – А сколько вам?
– Тридцать один, – сказала Сара.
– Вы были когда-нибудь замужем?
Сара отрицательно покачала головой. Ее лицо по-прежнему было обращено к солнцу, и кожу стало жечь. «Надя знает, – подумала она. – Все они знают».
– Вы ведь красивая, – сказала Надя. – Почему же до сих пор не замужем?
«Из-за телефонного звонка, который раздался одиннадцатого сентября две тысячи первого года в восемь пятьдесят три утра».
– Объяснения обычные, – сказала она. – Сначала был колледж, потом докторская диссертации, потом работа. По-моему, у меня никогда не было времени для любви.
– Не было времени для любви? Как печально.
– Это американская болезнь.
Надя спустила очки на глаза и перевернулась на спину.
– Солнце очень сильное, – сказала Сара. – Лучше накройтесь.
– Я никогда не сгораю. Это одна из хороших черт, присущих саудовцам. – Она вытянула руку и лениво зарыла окурок в песок. – Вы, наверно, чувствуете себя не в своей тарелке.
– В каком смысле?
– Такая типично американская девушка, как вы, и работаете на Зизи аль-Бакари.
– Извините, что разочарую вас, Надя, но я вовсе не типично американская девушка. Большую часть детства я провела в Европе. И когда вернулась в Америку поступать в колледж, чувствовала себя жутко неуютно. Не скоро я освоилась.
– И вас не смущает, что вы работаете на саудовца?
– А почему это должно меня смущать?
– Потому что многие в вашей стране винят нас за одиннадцатое сентября.
– Я не из их числа, – сказала Сара и повторила то, что Габриэль дал ей прочесть в Суррее: – Осама выбрал саудовцев для осуществления этих нападений, чтобы вбить кол между вашей страной и нашей. Он объявил войну Дому Саудов, как и Америке. Мы союзники в борьбе против «Аль-Каиды», а не противники.
– Саудовские разведслужбы неоднократно предупреждали моего отца, что террористы целят в него, потому что он в близких отношениях с королевской семьей. Вот почему у нас так строго с безопасностью. – И она указала на охрану. – Вот почему мы вынуждены брать на пляж горилл вместо двух хорошеньких мальчиков.
Она перевернулась на живот, подставив спину теплому солнцу, а Сара закрыла глаза и погрузилась в сон, полный туманных видений. Проснувшись через час, она обнаружила, что в их уединенном местечке появились другие люди. Рафик и Шаруки сидели теперь непосредственно за ними. Надя вроде тоже спала.
– Совсем изжарилась, – пробормотала Сара охранникам. – Пойду поплаваю. – Увидев, что Рафик стал было подниматься, Сара жестом вернула его на место. – Я буду в порядке.
Она медленно вошла в воду и шла, пока волны не начали разбиваться о ее талию, затем нырнула и несколько раз сильно оттолкнулась ногами, пока не миновала буруны. Когда она снова вынырнула на поверхность, рядом с ней плыл Иаков.
– Сколько времени вы намерены пробыть в Сен-Баре?
– Я не знаю. Они ничего мне никогда не говорят.
– Вы в безопасности?
– Насколько я могу судить.
– Вы видели кого-нибудь похожего на бин-Шафика?
Она отрицательно помотала головой.
– Мы все с вами здесь, Сара. Все без исключения. А теперь плывите прочь и не оборачивайтесь. Если они спросят вас про меня, скажите, что я к вам приставал.
С этими словами он нырнул под воду и исчез. А Сара вернулась на пляж и улеглась на полотенце рядом с Надей.
– Что это за мужчина, с которым вы разговаривали? – спросила она.
Сара почувствовала, как у нее захолонуло сердце, но сумела спокойно ответить:
– Не знаю, но он приставал ко мне прямо перед своей девушкой.
– Что ж удивительного? Ведь он еврей.
– Откуда вы знаете?
– Уж поверьте мне – знаю. Никогда не разговаривайте с незнакомыми, Сара. Особенно с евреями.
Сара одевалась в своей каюте к ужину, когда услышала вой мотора «Сикорского». Она застегнула жемчуг на шее и поспешила на палубу, где обнаружила Зизи, сидевшего на диванчике в выцветших джинсах модного фасона и белом пуловере.
– Сегодня мы едем ужинать на остров, – сказал он. – Мы с Надей летим на последнем вертолете. Вы летите с нами.
Двадцать минут спустя они сели в «Сикорский». Они летели над гаванью, и огни Густавии мягко светились в сгущавшейся темноте. Они пролетели над цепью крутых холмов позади порта и спустились на летное поле, где в конце бетонированной полосы их ждали остальные, сгрудившись вокруг каравана блестящих черных «тойот».