— Дело не в деньгах.
— Тогда в чем? Давай, Ари, выкладывай.
— Я хочу позаимствовать твой самолет. Но мне, по большому счету, нужен не только твой самолет, но и ты сам.
— А мне нужны детали, Ари. Продолжай трепаться. Я весь внимание.
— Завтра враг Государства Израиль поднимется в аэропорту Шарль де Голль на борт самолета. К сожалению, мы не знаем, каким рейсом он вылетает и куда направляется. И мы не будем об этом знать, пока он не сядет в самолет. Чрезвычайно важно, чтобы мы могли следовать за ним, не привлекая к себе внимания. К примеру, если мы задействуем для этого вылетевший вне расписания чартер авиакомпании «Эль-Аль», многие в удивлении поднимут брови. Но у тебя репутация не только страстного путешественника, но и человека непредсказуемого, способного в последний момент перекроить свое деловое расписание в угоду своим прихотям. И нас это устраивает как нельзя лучше.
— Ты прав, Ари. Я такой. Готов в любой момент встать на крыло и лететь куда угодно. Журналисты от таких моих маневров просто кипятком писают. Кстати, не связан ли этот полет с тем делом в Париже, под которое ты уже занял у меня деньги? Коли так, считай, что ты меня заинтриговал. Похоже, мне выпал шанс принять участие в самой что ни на есть доподлинной операции израильской разведки. Такой материал пойдет на первой полосе под аршинными заголовками. Разве я могу себе позволить от всего этого отказаться?
Стоун схватился за телефон.
— Подготовьте мой самолет. Пункт назначения — Париж. Часовая готовность к вылету. Зарезервируйте также номер в отеле «Ритц». Да-да. Мой обычный номер. И пусть пригласят девицу, с которой я там обычно трахаюсь. Ту самую, у которой в языке алмазный пирсинг. Скажите ей, чтобы ждала меня в номере. Теперь все. Чао.
Стоун повесил трубку, наполнил бокал шампанским и отсалютовал им Шамрону.
— Прямо не знаю, как тебя благодарить, Бенджамин.
— За тобой должок, Ари. Когда-нибудь я тоже попрошу тебя об одолжении. Всем нам рано или поздно приходится расплачиваться с долгами.
Сент-Джеймс. Лондон
Жаклин полагала, что короткая прогулка поможет ей успокоить нервы. И ошиблась. Чтобы доехать до дома Юсефа, ей следовало взять такси, так как во время прогулки ее не раз охватывало желание вернуться к Габриелю и Шамрону и сказать им, чтобы они проваливали со своей операцией ко всем чертям. А все потому, что она не привыкла к страху — по крайней мере, к такому страху, от которого перехватывало горло и становилось трудно дышать. Страх такого рода она испытывала лишь однажды — в ночь тунисского рейда, но тогда рядом с ней находился Габриель. Теперь же она осталась с терзавшим ее страхом один на один. Она подумала о своих бабушке и дедушке и о том страхе, который они испытывали, оказавшись в лагере смерти Собибор. «Если они смогли заглянуть в глаза смерти, — подумала она, — то и я смогу».
Впрочем, кроме страха, она испытывала еще одно чувство: любовь. Невероятную, огромную, всепоглощающую, испепеляющую любовь. Совершенную любовь. Любовь, которая владела ею на протяжении целых двенадцати лет и которая пережила все ее пустые, ничего не значащие интрижки с мужчинами.
Ее подталкивало к двери Юсефа лишь предощущение будущих встреч с Габриелем, да еще, пожалуй, слова Шамрона, которые он произнес в ту ночь, когда ее рекрутировал: «Надо верить в то, что ты делаешь».
«О да, Ари, — подумала она. — Я определенно верю в то, что сейчас делаю».
Подойдя к двери, она нажала на кнопку звонка. Никакой реакции. Она надавила снова, немного подождала и посмотрела на часы. Юсеф сказал, чтобы она приходила к девяти. Но она так боялась опоздать, что пришла на пять минут раньше. Так как дверь никто не открывал, она задалась вопросом, как ей быть дальше. «Что мне делать, Габриель? — мысленно воззвала она к своему возлюбленному. — Ждать? Обойти вокруг дома и вернуться?» Ею овладело странное чувство: казалось, что если она отойдет от двери, то снова заставить себя подойти к ней уже не сможет. Она закурила сигарету и, притопывая ногами от холода, приготовилась ждать.
Минуты через две на улице перед домом остановился микроавтобус «форд». Боковая дверь распахнулась, и Юсеф выпрыгнул из машины на мокрый асфальт. Сунув руки в карманы своего кожаного жилета, он неспешным шагом двинулся в ее сторону.
— И давно ты здесь стоишь? — осведомился он.
— Не знаю. Три минуты, может, пять. Где, черт возьми, ты был?
— Я сказал, чтобы ты приходила к девяти. То есть была здесь в девять, а не без пяти девять.
— Положим, я пришла на несколько минут раньше. И что с того? С чего это ты так разволновался?
— Потому что правила изменились.
Она вспомнила, что ей говорил Габриель: «Как у Доминик Бонар, у тебя нет причин их бояться». А это означало, что, если на нее будут давить, она должна огрызаться.
— Правила не изменятся, пока я не скажу, что они изменились. А я еще не решила, поеду или нет. Ведь это совершенно сумасшедшая затея, Юсеф. Ты не говоришь мне, куда я должна ехать и когда вернусь. Я люблю тебя, Юсеф, и хочу помочь. Но представь, как бы ты чувствовал себя на моем месте.
После этих слов Юсеф мгновенно смягчился.
— Извини меня, Доминик, — сказал он. — Просто я немного напряжен. Очень уж мне хочется, чтобы все прошло, как надо. Но ты права: я не должен на тебя давить. Пойдем же в дом и поговорим. Но предупреждаю: времени в нашем распоряжении осталось мало.
* * *
Габриелю не приходилось еще видеть у дома Юсефа микроавтобуса «форд». Он открыл тетрадь наблюдений и, прежде чем «форд» скрылся в темноте, занес туда номер. К Габриелю подошел Шамрон и тоже выглянул в окно. Они вместе проследили за тем, как Юсеф и Жаклин, открыв подъезд, скрылись в дверном проеме. Минутой позже в квартире Юсефа зажегся свет. Потом в гостиной Габриеля послышалась речь. Юсеф говорил спокойно и рассудительно, в голосе Жаклин проступали панические нотки. Шамрон сел на диван и стал наблюдать за происходившими через улицу событиями, как если бы находился в кинотеатре. Габриель же прикрыл глаза и стал слушать. В окне напротив два силуэта — мужской и женский — кружили друг подле друга, как два боксера на ринге. Габриелю не было нужды на это смотреть. Он узнавал о том, что происходит, по малейшим изменениям в звуке. К примеру, когда Жаклин или Юсеф приближались к телефону, где был установлен «жучок», их голоса приобретали большую громкость.
— Что это, Юсеф? Наркотики? Бомба? Скажи мне, что хочет пронести на борт самолета твой приятель?
Жаклин разыгрывала панику и возмущение настолько убедительно, что Габриель испугался, как бы Юсеф не изменил планы. Шамрон же, напротив, восхищался этим шоу от всей души. Когда после перепалки с Юсефом Жаклин дала наконец согласие ехать, он поднял глаза и посмотрел на Габриеля.
— Великолепно. Разыграно, как по нотам. Настоящий шедевр. Браво!