— Чем, черт возьми, вы тут занимаетесь? — вскричал возникший в дверях Романо.
— Это последние наработки Феликса. Здесь наверняка содержатся очень важные сведения.
Романо кинулся к ней и вырвал у нее из рук сумку.
— Вы ничего не возьмете из этого дома. Важные тут записи, не важные — все равно.
Он вытащил бумаги из сумки Бритт, положил их обратно на полку шкафа и с досады грохнул дверцей, затем кивнул на телефон на письменном столе.
— Если вы не хотите, чтоб я немедленно позвонил куда надо, то сейчас же уйдете отсюда вместе со мной.
Бритт перекинула сумку через плечо и, не говоря ни слова, направилась к выходу. Ей до смерти хотелось порыться в записках Феликса, но впереди предстояло гораздо более важное дело. Вестник наконец сообщил ей, где и когда состоится их встреча, и теперь ничто не должно было встать на ее пути.
Филип Арман стоял напротив гостиницы «К+К» и внимательно изучал подходы к ней. Это, безусловно, не «Отель де Пари», но и тут причудливо смешались утонченность Старого Света и современный комфорт. К тому же расположение отеля обеспечивало Филипу самое основное — безопасность и возможность беспрепятственно скрыться в случае надобности. Это здание на Рудольфс-платц имело и историческую ценность, поскольку некогда принадлежало императорской семье. Через улицу от него простирался парк с часто посаженными деревьями и высоким кустарником. Следом за парком начиналась набережная Франца Иосифа — главная магистраль, тянущаяся вдоль Дунайского канала. Любая из боковых улочек непременно вывела бы Филипа в самый центр Первого округа Вены. Отец всегда советовал ему обеспечивать себе как можно больше отходных путей на случай непредвиденных обстоятельств.
Двери и вестибюль были отделаны черной анодированной сталью и стеклом, что придавало интерьеру атмосферу ар-деко. Филип попросил номер с видом на парк: так он мог без труда обозревать улицу напротив отеля. Он не стал тратить времени даром: зарегистрировался и сразу же поднялся к себе, чтобы немедленно начать поиски Хэймар. Там, вынув из тумбочки телефонный справочник, он открыл его на разделе «Гостиницы».
Филипу было непонятно, почему этот идиот, его наниматель, велел ранить женщину в Нью-Йорке, а застрелить — в Вене, но, вспомнив очередное отцовское наставление: «Наше дело — не рассуждать, а выполнять или умирать», скривился в горькой ухмылке. Затем он набрал номер первого отеля в списке и спросил, остановилась ли у них Бриттани Хэймар.
Поднимаясь по ступенькам из подземной станции, Романо все еще не мог оправиться от потрясения: в голове у него не укладывалось ни само убийство Феликса, ни то, что они так и не вызвали полицию. Он не мог до конца осознать, почему пошел на поводу у Бритт и поддался на ее безумное настояние ни во что не вмешиваться. Они уже и так встряли во все по самые уши. А теперь он опасался, что кто-то идет по их следу.
Пока они с Бритт ехали в метро до Первого округа, Романо разглядывал пассажиров в вагонах, пытаясь вычленить из толпы подозрительных личностей, но навязчивая идея привела священника к тому, что чуть ли не каждый внушал ему подозрения. В конце концов Романо здраво рассудил, что Вена — огромный котел, где смешиваются туристические потоки со всей Европы и Ближнего Востока.
На углу пешеходной улицы, рядом с площадью, он заметил будки платных телефонов и, обронив на ходу: «Задержимся на минуту, я позвоню в полицию», подошел и снял с рычага трубку. Заметив, что Бритт от испуга переменилась в лице, он добавил:
— Не беспокойтесь, я просто попрошу их заглянуть в дом, где я слышал выстрел, и сразу повешу трубку. Если вам что-нибудь нужно взять в отеле, перед тем как пойти в епископат, советую не терять времени.
Бритт уходить не собиралась — она зашла в соседнюю пустую кабинку и стала ждать, пока Романо наберет «ноль» и попросит оператора соединить его с полицией. У него создалось впечатление, что ей важно было проследить, как бы он не сообщил чего-нибудь лишнего. Повесив трубку, Романо ощутил значительное облегчение: по крайней мере, тело Феликса Конрада не надолго останется без надзора.
По пути в епископат Бритт и не думала жаловаться на быструю ходьбу. Судя по всему, услышав от Романо, что отцу Мюллеру нравится заниматься не совсем каноническими интерпретациями церковной истории и что он немало наслышан о Феликсе, его спутница летела на предстоящую встречу как на крыльях.
Отец Мюллер встретил их в приемной зале и сразу проводил по темноватому коридору в свой кабинет. Его облачение — черный костюм, накрахмаленная белая рубашка с узким черным галстучком — более соответствовало званию священника, нежели свободный стиль одежды Романо. Обменявшись любезностями, они перешли к делу.
— Перед тем как мы с вами перейдем к обсуждению Феликса Конрада, — начал Мюллер, — я должен засвидетельствовать, что с огромным интересом ожидаю вашей готовящейся к выпуску книги «Подложный Иисус». Мне не терпится расспросить вас, что конкретно вы подразумеваете под словом «подложный».
— Увы, я не располагаю достаточным временем, чтобы это объяснить, — ответила ему Бритт. — Замечу только, что у большинства людей создается превратное впечатление на этот счет. Я не ставила своей целью уверить общественность, что Иисус является неким подлогом. Главная идея книги — исправить некогда сформированные ложные представления о Нем самом и о Его учении.
Мюллер, откинувшись на спинку стула, сложил руки на груди.
— Позвольте предположить, что вы — приверженка философского течения, согласно которому Христос явился в мир с просветительской целью. То есть недостаточно поверить, что Он стал Спасителем через распятие и воскресение, — необходимо прежде приобрести знания и подкрепить их добрыми деяниями?
Бритт улыбнулась:
— Я закажу вам написать аннотацию к моей книге, отец Мюллер.
— То, что я угадал ваши предпосылки, вовсе не значит, что я их разделяю. Мое мнение таково: гностицизм — хорошая приманка для тех, кто боится подвергнуть свои философские взгляды всестороннему анализу. — Мюллер поправил на носу модные очки. — К тому же я не согласен с религиозными воззрениями, направленными против апостола Павла.
— Хайнц, оставь Павла в покое! Бритт написала книгу «Святой Павел — апостол, ходивший опричь Христа», так что ей не составит труда опередить нас по всем пунктам. Расскажи ей лучше, что ты знаешь о Феликсе Конраде. Это он предоставил Бритт материалы, которые, как мне кажется, и побудили ее развить в «Подложном Иисусе» довольно любопытные теории.
— Прошу прощения, — осклабился Мюллер, — Джозеф, вероятно, предупреждал вас, что уход от темы — мое слабое место…
— Вообще-то я предпочел бы не разглашать твои, мягко говоря, особенности, — заметил Романо.
— Тогда мне лучше вернуться к начатому, пока не поздно, — приподнял брови Мюллер. — Как я уже рассказывал Джозефу, Феликс служил приходским священником и — по-моему, так говорится у вас в Штатах — дошел до ручки. Он соборовал перед смертью своего дядюшку, который, в свою очередь, принимал последнюю исповедь у аббата Беранже Соньера. После откровенностей дяди на смертном одре Конрад, по слухам, стал совершенно неадекватным. Поговаривали, что тот якобы поверил ему некую тайну, обнаруженную Соньером в Ренн-ле-Шато и принесшую аббату огромное богатство. Прихожане Конрада начали сетовать, что священник излагает в своих проповедях невразумительные мистические идеи. Но церковь не успела вплотную заняться нововведениями Конрада, поскольку его мать вскоре скончалась, оставив сына единственным наследником значительного состояния. Как епархиальный священник, Конрад мог и принять управление семейным имением, и продолжать службу в своем приходе, но вместо этого он послал в Рим прошение об оставлении священнического сана. Власть епископа отныне казалась ему невыносимой. Добившись секуляризации, Конрад уехал в доставшийся ему от матери особняк в Хитцинге, где и втерся в какие-то подозрительные сообщества. Прославился он и своими возмутительными заявлениями.