– Работает над программой, которую вы финансируете вместе с Картером?
– Мне вам больше нечего сказать.
С тех пор как она стала спать у самой кромки Средиземного моря, ей открылся его неумолчный рокот. В течение дня волны приятно, мягко и даже томно оттеняли звуковое пространство. Но ночью, когда остальной мир спал, били по барабанным перепонкам. Карла привыкла к этому, как привыкают к городскому шуму. Будильник показывал 3.30, когда она услышала какое-то потрескивание. Потом опять. Она закрыла глаза, задержала дыхание и сосредоточилась на посторонних звуках. Они доносились снаружи. С пола маленькой веранды. Она встала и надела фланелевую рубашку. Их лачуга была разделена на три комнаты: общую и две спальни. Она бросилась в спальню Леа. Постель девочки была пуста Карла услышала какой-то шепот под кроватью. Схватила ночник.
– Что ты делаешь? – спросил голос за ее спиной.
Она резко обернулась. Леа смотрела на нее, потирая заспанные глаза.
– Где ты была?
– В уборной.
– Кто у тебя под кроватью?
Леа встала на корточки и пошарила рукой в потемках.
– Плеер. Забыла выключить. Тебя это разбудило?
– Нет, какой-то шум снаружи.
– Этот сарай вот-вот развалится.
– Ты права, спи.
Леа натянула стеганое одеяло до самого носа и смежила веки. Она обожала так делать, когда снаружи было холодно. Это было единственное удовольствие, которое она получала, укладываясь спать, потому что обычно засыпала и несколько секунд. Но не в этот раз. На ее лицо капала вода. Видимо, крыша протекала. Она снова открыла глаза. Леа видела много кошмаров за свою короткую жизнь, просмотрела кучу ужастиков, запрещенных детям до шестнадцати, но еще никогда не была так напугана. Настоящий ужас, всамделишный, осязаемый, вонючий, откуда-то вынырнул в ее спальне. Какое-то скользкое чудовище нависало над ней и пялилось своими выпученными глазами. Она хотела было закричать, но липкая, бугорчатая лапа чудища прижалась к ее рту. Леа стала отбиваться, но тут появились и другие твари. Заполнили собой всю комнату и собирались ее сожрать. Леа ухватилась за мысль, что это сон, но, услышав крик матери, поняла, что не спит.
На четвертом поскрипывании Карла пересекла гостиную, не зажигая света. Она знала ее на ощупь. Отцово охотничье ружье, которое она в первое время держала у изголовья, лежало теперь на каминной полке. В комнате вдруг стало не хватать воздуха. Кто-то за ее спиной пожирал кислород. Она сделала два шага к кухонному углу, схватила кофеварку и хлебный нож, ударила локтем по выключателю и обернулась.
Перед ней было целое полчище аквалангистов, снабженных приборами ночного видения. Как и всякий раз, когда жизнь дочери и ее собственная оказывались под угрозой, Карла почерпнула адреналин из резервных запасов. Свет ослепил непрошеных гостей. Пока они снимали свои инфракрасные очки, она бросилась в атаку. Ее левая рука рубанула ножом по горизонтали. Траектория лезвия прошла через два лица. Одновременно выбросила вперед правую, угодив в третью физиономию. Стеклянный кофейник лопнул, оставив ручку в ее кулаке, а половину осколков в физиономии ныряльщика. Вооруженная окровавленным клинком и ручкой кофейника, ощетинившейся стеклянными зубьями, Карла проделала брешь в свалке. Но противники опомнились и схватили ее. Нож больше не встречал никаких препятствий, а когда Карла захотела взмахнуть им снова, ее внезапно парализованную руку свело от боли. Она выпустила нож. Стеклянная пила в другом ее кулаке вспорола чей-то резиновый комбинезон, вывалив наружу лоскутья кожи, а нога яростно ударила искромсанного в пах. Два последних жеста вернули ей свободу движений и позволили преодолеть целый метр в сторону спальни Леа. Но тут мокрая и холодная человеческая масса накрыла ее. Карла молотила кулаками наугад, пинала что-то мягкое, твердое, пустоту. Обломок кофеварки, ее грозный кастет, сочился кровью и плотью. От каждого удара она сатанела еще больше Горло пересохло, сердце и надпочечники работали на пределе. Вопя и неистово брыкаясь, она доползла до порога спальни. Но не увидела дочери, потому что клещи из мышц стиснули ей горло, обе ее руки были заломлены за спину, чье-то колено ударило между лопаток и прижало грудью к полу. Босая нога надавила на щеку, чтобы она не могла поднять голову. Прозвучали шесть слов по-итальянски:
– Не перестанешь рыпаться, твоя девчонка умрет.
Ее парализованные и напряженные до предела мышцы расслабились. Она проиграла битву. Опять не выполнила свой материнский долг.
Президент Соединенных Штатов разбил свой телефон, швырнув трубку. Ему только что сообщили, что в Сан-Франциско, на исходе Всемирного дня охраны окружающей среды Арнольд Шварценеггер, состоящий в той же партии, что и он сам, ратифицировал декрет, устанавливающий для Калифорнии амбициозную цель – уменьшение выброса газов с парниковым эффектом.
– В две тысячи двадцатом вернуться к уровню тысяча девятьсот девяностого – это же безумие! – орал он своему советнику Уэллсу, сидящему напротив.
– Это заходит даже дальше Киотского протокола, – сказал Уэллс.
– Чертов актеришка!
– Рейган был хорош.
– Как актер?
– Как политик.
– Нельзя ставить на первое место экономический рост и подписывать невесть что!
– Недавно вы говорили совсем другое.
– Вы меня нарочно злите, Уэллс?
– Просто пытаюсь уследить за вашими же словами, господин президент.
С тех пор как исчезла Галан, хозяин Белого дома не очень хорошо представлял себе, на каком он свете. Он плеснул себе скотча.
– Что я скажу на ближайшем саммите «Большой восьмерки»?
– Объявите, что верите в технологии будущего, которые позволят мировой экономике расти, не нанося вреда окружающей среде.
– Вы не так хорошо сложены, как Галан Райлер, но в хитрости ей не уступаете.
– Я всего лишь подхватил идею мисс Райлер.
Зазвонил чудом уцелевший телефон. Секретарша объявила о прибытии федерального агента Музеса.
– Разговор закончен, Уэллс. Быстренько состряпайте мне речь о благотворности технологий будущего.
Джеймс Музес был принят в Овальном кабинете с сердечным рукопожатием и виски. Президент пригласил его расположиться в гостиной рядом с кабинетом.
– Ну, Музес, как там расследование? По словам Боба, вы продвигаетесь.
– Слишком медленно. По-прежнему ни требования выкупа, ни давления?
– Насчет выкупа – нет. А что до давления, то я его испытываю каждый день.
– Когда в последний раз?
– К расследованию это отношения не имеет.