– Похоже, выбора у меня нет.

– Угадали.

– Как тут не угадать – от вас одни неприятности.

– Мне нужны патроны.

– Ну вот, что я говорил!

– А какой сейчас год?

– Это как посмотреть.

И пилот сообщил ему, что в Эфиопии сейчас 2 августа 1999 года. Страна живет по юлианскому календарю, который отстает от григорианского на семь лет.

– Тысяча девятьсот девяносто девятый год тут начался, если по вашему календарю считать, одиннадцатого сентября две тысячи шестого года.

– Одиннадцатого сентября?

– Ну да. Как раз в годовщину теракта в Штатах. Будь оно проклято, это одиннадцатое сентября! Я ведь в тот день должен был сидеть за штурвалом одного из тех самолетов, которые врезались в башни. Но меня отстранили, потому что я малость выпил – из-за того, что жена смылась с курьером из Всемирного торгового центра. Тот погиб при взрыве, жена от этого так и не оправилась. А я продолжил пить.

От упоминания об 11 сентября на Барни Риггза нахлынула лавина воспоминаний. Его жизнь походила на сценарий телефильма, которому Натан собирался добавить немного действия. На часах было 8.45.

– Я пойду вперед, – сказал Натан.

– Мне только в порядок себя привести – и я за штурвалом.

Задумавшись о том, что Риггз понимал под «привести себя в порядок», Натан достиг аэродрома. Стюардесса в пестрой тунике сообщила, что вылет в Аддис-Абебу – в 9.30. На взлетном поле он заметил вертолет, самолет Риггза и лайнер «Эфиопских авиалиний», выгружавший туристов. Безопасность и таможенный досмотр небрежно обеспечивали двое военных. Все было проще, чем он думал. Мари появилась в 9.05, в более соответствующем ситуации костюме, чем Риггзовы обноски. Она ответила на вопросы полицейских, забрала свои документы и чемодан. Поль ждал ее в больнице Зенави в Аддис-Абебе.

– Вот, – сказала она, – наши пути расходятся.

Она протянула ему пластиковый пакет с одеждой.

– Это вещи Поля. Были в чемодане. Думаю, они тебе больше подойдут, чем это тряпье.

– Спасибо, Мари.

– Почему ты сам не возвращаешься к хамерам?

– «Не хочу навредить этому племени» – твои собственные слова. Они мне напомнили предсказание моих предков, что с Востока явится огромное белоглазое чудовище и по мере своего продвижения будет пожирать землю.

– Довольно злободневный прогноз.

– На этом основано мое расследование.

– Ты ни к чему не привязываешься, Натан. Это и гонит тебя с места на место.

Ей было пора на посадку.

– Я сунула в пакет свой адрес. Если окажешься в Париже, мне будет приятно тебя видеть.

– Могу я попросить об услуге?

– Если только не велишь убить кого-нибудь.

– Я не убийца.

– Шучу.

– Мне надо, чтобы ты послала кое-что по электронной почте, как только прилетишь в Аддис-Абебу. Там есть интернет-кафе.

– Кому?

– Сюзан Фокс. Зайдешь в Yahoo и отправишь сообщение с электронного адреса Эзиан Зави. Адрес и пароль доступа я тебе дам.

– Что я должна написать?

– «Буду сегодня после полудня» и подпись: «Эзиан».

– Ладо, поиграю в шпионские игры четверть часика.

Она поцеловала его и направилась к военным для беглого досмотра. Когда самолет исчез в небе, успокоенный Натан смог оглядеться. Взгляд наткнулся на Барни Риггза, одетого в потертую кожаную куртку и с сумкой на плече.

– Летим, – сказал он.

На сей раз Натан был с ним согласен.

– А где красивая дамочка?

– Села в другой самолет.

– Не доверяете мне?

– Просто ей в другую сторону.

– Так она не ваша?

– Внешность обманчива.

– Вот это самое я твержу тем, кто опасается ко мне садиться.

Они миновали военных, которые кивнули Барни. Оставалось пройти какие-нибудь двести метров до двухмоторника с надписью «Стелла эйрвэйз».

– «Стелла эйрвэйз»? – удивился Натан.

– Мою жену Стеллой зовут.

– Прекрасная дань уважения.

– Надо бы нам с вами потолковать.

– О чем?

– Какого черта вы делали голышом с бабой и лошадью, например.

– Это все?

– И что мне делать с клячей, которую вы припарковали на моей клумбе?

– Скажу, когда будем в Танзании.

– А мое ружьишко у вас за пазухой? Когда собираетесь им воспользоваться?

– Прямо сейчас.

116

Предрассветный туман, окутывавший лес акаций, медленно разрывался на ватные полосы. На переднем плане среди высокой травы, стал виден массивный силуэт буйвола. Тяжелое дыхание жвачного превращалось в пар, вырываясь из влажных ноздрей. Загнутые рога придавали ему вид Бонапарта при Аустерлице, созерцающего равнину перед сражением. Какая-то красноклювая птичка опустилась на его хребет и стала клевать корку засохшей грязи облепившую шкуру. С края кратера донесся рев. Буйвол-одиночка не шелохнулся. К нему присоединился десяток сородичей, окружив его молчаливым кругом. Странный хоровод длился несколько минут, потом застыл. Стадо снова разбрелось по саванне, оставив буйвола в задумчивости. Медленно появилось солнце – желтый зазубренный диск, воспламенивший небо. Маячивший на линии горизонта черный носорог пронзил огненный шар своим рогом.

Сюзан Фокс любила этот переход от темноты к свету, превращавший каждый рассвет в незабываемое зрелище, подчеркивая гигантские размеры кратера Нгоронгоро с нависшей над ним вершиной Килиманджаро. Двести шестьдесят пять квадратных километров заповедника давали приют самой богатой на планете фауне. С акации, на которой она провела ночь – еще одну ночь, – ей было видно, что буйвол истекает кровью. Вокруг животного всколыхнулась трава. Однако никакого ветра не было. Три гепарда выскочили из зарослей и бросились на раненого великана. Буйвол закружился на месте, словно хотел поймать себя за хвост, раскидывая хищников, вонзивших в него когти. Один атаковал, целя в горло, двое других сзади. Раз за разом они повторяли свои короткие броски, как пикадоры, ослабляющие своими копьями быка на арене. Они были терпеливы и не хотели рисковать, нарвавшись на рог. Еще один натиск, и буйвол пошатнулся, затряс головой и рухнул, разбрызгивая кровь вперемешку с землей и пучками вырванной травы. Две пасти вцепились в его плоть. Потеряв опору под ногами, он бодал рогами пустоту. Третья кошка бросилась на добычу, которую две другие уже начали пожирать. В последнем отчаянном усилии буйвол рванулся и сумел упереться в землю задними копытами, стряхнув с себя двух гепардов. Но третий остался висеть на его горле. Буйвол выгнулся и стал оседать на обмякших ногах, все еще не веря в свою смерть. Грозный исполин, один из самых опасных зверей в Африке, стал жалкой жертвой, пиршеством для кошек.