Да заберет меня дьявол, и пусть я сгорю в адском пламени! Я не прошу прощения, нет, ибо никто не сможет простить грех, грозящий ввергнуть в хаос весь мир. Я предал Церковь, предал Папу, предал Господа. Мне даже не хватило мужества исповедаться тебе изустно. Надлежит срочно действовать. Но я не способен. Вот почему я поручаю тебе, брат Педро, отправиться в Ватикан, чтобы передать это письмо лично кардиналу Драготти, возглавляющему Конгрегацию в защиту вероучения. Он один поймет смысл моих слов. Ради твоей собственной безопасности и ради безопасности братии не пытайся ни уразуметь, ни толковать адресованные ему строки, ни даже читать их. Все участники чудовищного маскарада, сообщником которого я оказался, убиты. Скоро настанет и мой черед. Так что я пытаюсь выиграть время и опередить врагов Ватикана, религии и человека, которые множатся и убивают, затаившись в тени. Доставь в Рим это послание, дорогой брат Педро, чтобы уберечь наш бедный мир от ужасной угрозы. Я уверен, что ты справишься наилучшим образом. Да хранит тебя Бог, друг мой.
Натан посмотрел на красное лицо монаха. Тот жестом призвал его читать дальше, несмотря на содержащееся в письме предостережение. Альмеда даже не удосужился взять другой листок. Послание к кардиналу отделяла всего лишь одна пропущенная строка. Второй текст был длиннее и продолжался на обороте страницы, без соблюдения полей.
Монсеньор!
В прошлом июле, на Аляске, я встретил специального агента Клайда Боумана, который расследовал обстоятельства гибели французского ученого-исследователя Этьена Шомона. Боуман тогда собирал сведения о населении Фэрбэнкса. Мы отнеслись друг к другу с симпатией, поскольку агент ФБР увлекался богословием. Впрочем, его интерес по большей части касался либо еретических случаев, либо паранормальных явлений. Наши беседы о Боге порой длились ночи напролет, и каждый, опираясь на свои доказательства, пытался убедить другого в Его существовании или несуществовании.
В декабре, во время своего последнего посещения Аляски, Боуман призвал меня к изголовью Этьена Шомона, тело которого он отыскал наконец во льдах Арктики. Федеральный агент попросил меня сделать вид, будто я исповедую умершего. Не понимая по-настоящему, во что ввязываюсь, я согласился. Мне достаточно было всего лишь склонить голову и притвориться потрясенным. Боуман заснял эту несуразную сцену, разыгранную в лаборатории при больнице Фэрбэнкса, на видеопленку, чтобы заручиться доказательством мнимого воскрешения. Целью этой затеи было заманить в западню секты, ищущие вечной жизни на земле. Но их реакция оказалась гораздо более яростной, чем предполагал Боуман. Если однажды копия этой видеозаписи попадет в ваши руки, будьте осторожны.
Да, я нарушил обеты, участвуя по слабости и расчету в этой мистификации. Только Иисус, Спаситель наш, воскрес из мертвых, поправ смерть. Да, я обманул Церковь ради того, что считал благим делом. Тот день ввергнет меня в ужасные муки. Я выпустил дьявола из бездны преисподней. Ловушка, расставленная Боуманом, была призвана пролить свет, но лишь подняла завесу над мраком. Сможете ли вы, монсеньор, – не простить меня, нет, ибо я уже горю в аду, – но спасти то, что еще можно спасти благодаря этому свидетельству моего обмана?
Да будет так!
Фелипе Альмеда
Натан еще раз перечитал документ, прежде чем обратиться к монаху, который наблюдал за его реакцией:
– Почему Альмеда просил доставить это свидетельство кардиналу Драготти?
– Как глава Конгрегации в защиту вероучения монсеньор Драготти обязан анализировать все, что может идти вразрез с догмой.
– Знаю. В ходе своих расследований агент Боуман не раз сталкивался с этой службой Ватикана. Я вас спрашиваю, почему Альмеда не отправил его непосредственно кардиналу?
– Возможно, он боялся, что письмо могут перехватить и прочесть, прежде чем оно попадет на стол к монсеньору Драготти. Мне самому предстоит выполнить эту задачу – поехать в Рим и передать его в собственные руки кардинала.
– Почему же вы этого не сделали?
– Напоминаю вам, что Альмеда еще не умер.
– Пытался ли он общаться с вами после своей попытки самоубийства?
– Да, с помощью блокнота, который мы положили рядом с его уцелевшей рукой. Большая часть каракулей нашего брата была просьбой избавить его от мучений.
– Он оказал вам дурную услугу своими откровениями.
– Почему же?
– Стоит ли напоминать, что все, замешанные в этом деле, были устранены?
– Кем?
– У меня впечатление, что Альмеда втайне надеялся на то, что вы сможете в этом разобраться. В конце концов, вы достаточно догадливы. И не перестаете это доказывать с тех пор, как я здесь.
– Признаюсь, что, показывая вам это письмо, я и впрямь рассчитывал немного прояснить тайну.
– Очевидно, Боуман хотел заставить кого-то поверить, что доктора Флетчер и Гровен выиграли гонку к вечной жизни, затеянную сомнительными сектами.
– Раэлитами?
– И ими тоже, среди прочих. Как Боуман и предполагал, одна из этих сект оказалась готова на все, лишь бы завладеть магической формулой. Но только сам он при этом лишился жизни.
– Я пришел к тому же заключению, что и вы.
– В том-то и проблема.
– Почему?
– «Мы хотели пролить свет, но лишь подняли завесу над мраком» – это слова самого Альмеды. Боуман ожидал какой-то реакции, но не такой яростной.
– Что вы из этого выводите?
– Надо ехать в Рим.
– Но… Альмеда еще…
– Он уже не принадлежит этому миру, вы же сами сказали. Я встречусь с вами в Риме семнадцатого, в кафе «Греко», ровно в восемь часов. А до этого мне надо завернуть в Ниццу.
– Я поеду завтра же.
– Передвигайтесь как можно незаметнее.
– Почему?
– Путь к кардиналу будет опасен.
Кейт Нутак посмотрела на новенький календарь начавшегося года, прикидывая, дадут ли ей доработать до Сретения. Уэйнтрауб уже звонил, узнав о ее рейде в Анкоридж. То, как она использовала приставленных к Натану Лаву агентов ФБР, учинив вдобавок наглый допрос главе «Бритиш Петролеум», вывело его из себя. «Вас же дерьмом завалят, даже понять не успеете откуда». Она огрызнулась: «Если с вашего места, то это не слишком высоко». – «Не заблуждайтесь, Нутак, вы затеяли игру с большими ребятами. Рядом с ними капитан Малланд и хозяин „Правильного бара“ – мелюзга». – «Выскажитесь яснее, Уэйнтрауб». – «Долго вам ждать не придется!» – рявкнул он и повесил трубку.
Гнев и беспокойство развязывали языки.
Указание «большие ребята» серьезно сокращало список подозреваемых. У Кейт были свои соображения на сей счет, вполне, впрочем, соотносившиеся с ее ближайшей встречей.
Клубы сигаретного дыма в сопровождении до-мажорных аккордов вернули ее на диван, под бочок к Брэду. Палец музыканта скользнул в направлении ми по струне ре. Он начал мурлыкать под аккорды своей бас-гитары что-то среднее между Адамом Клейтоном и Джеем Уобблом: