— Ровно, — ответил ТД, не отрываясь от записей.
Другой работник спросил:
— Я сильно порезал палец. Можно сходить в медпункт, чтобы там посмотрели рану?
— Нет. Можешь сходить к доктору Хендерсону в третий домик после оры.
— ТД, я очень хочу заняться с женой сексом. Прошло уже три недели.
— Хорошо. После оры. В миссионерской позе. В ее коттедже. Пятнадцать минут.
— Спасибо. Спасибо.
— Мой отец умер. Похороны…
— Перестань плакать.
— Прости. Похороны всего в двадцати минутах езды отсюда. Ты не дашь мне денег на автобус?
— Пусть мертвые хоронят своих мертвецов.
— Ты позволишь мне отрастить бороду, Учитель?
— Пожалуйста, прекратите. Я пытаюсь подготовиться.
Все разговоры прекратились. Тишину нарушали только звуки, которые исходили от действий работающих Про.
Раскладывая стул, Ли прищемила себе палец. Она закусила губу, чтобы не закричать, на глаза навернулись слезы. Боль вывела ее из оцепенения, и она вышла из зала на улицу. Справа от нее была стойка с тремя телефонами-автоматами. Под ними болтались перерезанные провода.
Дорожка петляя, уходила вниз. Там в домиках горели огоньки. Слева за забором скала резко обрывалась. Ли было холодно в тонкой хлопковой кофте. Эту кофту Уилл привез ей из одной из своих поездок в качестве сувенира.
— Ли? Что ты здесь делаешь? — Голос Джени выдернул Ли из задумчивости. — Ты ведь знаешь, что тебе нельзя здесь ошиваться. Быстрее заходи, а то собьешь ТД всю концентрацию перед орой.
Ли пробормотала извинения и вошла за Джени внутрь, где ее ждали складные стулья.
Шестьдесят восемь Про, до отказа загрузившись сладостями и пуншем, сидели на стульях. Они получали настоящий кайф, держась за руки, покачиваясь из стороны в сторону и что-то бормоча. Рэндел и Скейт вошли в зал и встали по обеим сторонам сцены. Вновь зазвучали мерные удары в барабан, и Ли отдалась на волю этого завораживающего ритма.
Верхний свет почти погас, зажглись прожекторы, и трубные звуки возвестили начало оры. Включилась медленная музыка, и ТД появился на сцене, на голове у него был закреплен маленький микрофон. Все звуки стихли, осталось лишь мерное постукивание барабана и слова Учителя:
— Мир за этими стенами заполонен простыми цензорами. Это настоящие отбросы. Живые мертвецы. Все они застряли в путах своей старой программы. Они как три обезьянки: ничего не видят, ничего не слышат и ничего не говорят. — Глаза ТД словно смотрели в лицо каждому из собравшихся здесь. — Некоторые сказали бы, что я ненормальный. Назвали бы меня странным. Но мне нравится эта характеристика, — он усмехнулся. — Они говорят, что мы секта, — он улыбнулся, показывая, как веселит его такое определение. Сидящие в зале зашумели.
ТД начал ходить вперед-назад, ни на секунду не останавливаясь. Головы Про поворачивались, следуя каждому его движению, словно привязанные к нему незримыми нитями:
— Вы видите здесь чокнутых членов секты с промытыми мозгами? Вы видите здесь животных, готовых пойти на любые жертвы? Есть кто-то, кто находится тут не по своей воле?
Возмущенные выкрики. Улюлюканье. Смех.
— Мозги промыты не у нас, а у них. В них вбили чувство долга, это чувство загнали в их клетки в самом раннем детстве. Они критикуют Программу. Почему? Потому что они не могут поверить, что мы сильные. Что мы настолько завершенные. Они должны нас критиковать. Их критика является доказательством того, насколько правильна Программа.
Несколько человек что-то закричали, их крики были полны безумного энтузиазма, но смысла в них как будто не было. Ли покачнулась, ноги ее почти не держали. Помещение вокруг нее медленно кружилось. Она заметила Криса. Он сидел на корточках где-то сзади. Выражение его лица было резким, оно выделялось на фоне остальных расслабленных лиц.
С нескольких сторон послышался истерический хохот. У Ли кружилась голова, глаза все еще не привыкли к царящему в зале полумраку. Она вдруг почувствовала, что набирает воздух в легкие, что у нее дрожат бока, и поняла, что тоже хохочет.
— Здесь, — ТД взмахнул руками, — мы живем в настоящем.
Джени бормотала:
— Жить в настоящем. Это так прекрасно. Так важно для роста.
Барабан продолжал отбивать дробь. Ли ощутила, что покачивается вместе с толпой под плавный ритм слов ТД. Его слова сливались в одно целое, превращаясь в сплошной поток.
— Мы отвергаем стремление быть жертвой. А те, кто не может этого сделать, должны… — Он остановился и приложил ладонь к уху.
— Включиться в Программу! — завопили они.
— У нас накоплены мощные ресурсы. Юристы. Банкиры. Программисты. Число новых членов растет с каждым днем. К концу следующего месяца мы начнем работу в Кембридже и Скоттсдейле. [21] Все наши будущие посланники здесь, среди нас.
Джени скрестила пальцы, закрыла глаза.
— Все начинается здесь. Здесь наша утопия. Она станет моделью для всей Калифорнии. Потом для всех США, а потом и всего мира. Но как бы ни росла наша организация, все равно главное — это мы с вами здесь, в этой комнате. Это ты. И ты. И ты. Встаньте и обнимите друг друга. Вот так.
Несколько Про осталось сидеть.
— Ну же! Если вам нужна вся эта ерунда вроде аутотренингов, сходите на семинар к какому-нибудь жалкому психоаналитику. Нам не нужны простые цензоры. У каждого из нас есть потенциал, позволяющий нам сделать все что угодно. В Программе мы даже не нуждаемся друг в друге. Но вместе мы сильнее. — ТД сделал паузу, потом снова заговорил: — За последнее время несколько человек покинули Круг приближенных.
Послышалось приглушенное бормотание.
— И это не сошло им с рук. Потому что когда человек становится посвященным, когда он приобщается к этой великой практике, он уже не может так просто отвернуться от нее. Что случилось с теми, кто покинул Круг приближенных?
По щекам Ли катились слезы, она не могла думать об этом.
— Они сошли с ума. В буквальном смысле этого слова. Они связались с простыми цензорами. Их оскорбляли, контролировали. Они остались в одиночестве. Многие из вас помнят Лизу Кандер.
Крики и улюлюканье. ТД поднял руку:
— Давайте не будем кривить душой. Она не была плохой девушкой. Она просто не справилась. Она не смогла…
— Включиться в Программу!
А потом ТД тихо сказал:
— Я только что узнал, что она покончила с собой. Бросилась в битумное озеро в Ля Бри Тар Питс. Жить там, в мире с ними, было настолько невыносимо, что она предпочла, чтобы ее поглотил битум, предпочла задохнуться.