– Привет, ребята, доктора не видали? – спросил он. – А то ко мне под утро Бакен заявился. Я его таким никогда не видел. Вошел в мою каморку, сел прямо на пол и, как птица буревестник, – матерится и рыдает. Вид – будто по нему асфальтовый каток проехал. По-моему, у него половина костей переломана. Я пока глаза продрал, он уже исчез. Но пообещал вернуться. Я подумал, может, он к доктору пошел?
Белов с Леной переглянулись. Судя по всему, отделаться от Бакена было не так просто.
– Был доктор, но про Бакена ничего не говорил, – отозвалась Лена. – Его вот только осмотрел и сказал, что все в порядке.
– Выздоровел?! – обрадовался Федя. – Ну, наконец-то! Поднимайся, хватит в четырех стенах сидеть, как таинственная Тамара. Пошли, воздухом подышим. Я тебе наши Палестины покажу.
Белов посмотрел на Лену. Ему не хотелось обидеть ее каким-нибудь неловким движением или поступком. Он понимал, что новый разрыв с ней будет уже необратимым и старался ни в коем случае не допустить даже малейшего непонимания.
– Ты как, не возражаешь? – спросил он ее.
– Сходи, прогуляйся, – ответила Лена. – Только не долго.
Они вышли из бытовки. День был солнечный, а воздух показался Белову альпийским. Видимо, ветер дувший в сторону свалки, унес ее испарения. У него слегка закружилась голова.
Федя повел Белова к вершине невысокого холма. Местность выглядела знакомой, но ему не хотелось напрягаться и вспоминать, когда и при каких обстоятельствах он мог здесь бывать. Он вообще старался сейчас ни о чем не думать и просто шагал за Федей по высокой траве, лавируя между кустами. Поначалу он ощущал слабость в ногах, но с каждым шагом идти ему становилось все легче. В итоге он почти не отставал он своего проводника, только слегка задыхался с отвычки. На вершине холма они взобрались на положенные друг на друга штабелем плиты, оставленные здесь рабочими.
– Вот, гляди, куда тебя занесло, – Федя жестом экскурсовода обвел рукой окрестности: внизу под ними раскинулся поселок из нескольких десятков бытовок, за ним какие-то недостроенные сооружения, а дальше, чуть ли не до горизонта, дымились эвересты городских отходов. – Свалка, брат, это место, где цивилизация освобождается от мусора! Цивилизация и мусор – близнецы-братья! У нас здесь есть все, как на острове Робинзона. Я даже думаю: только на свалке человек может стать свободным, потому что деньги здесь не нужны, живи себе, как птица, ни забот ни хлопот…
Слушая впавшего в раж Федю, Белов смотрел на заброшенную стройку: котлован, фундаменты, какие-то мощные коммуникации. Во всем этом чувствовался размах. Видимо, здесь затевалось большое строительство, судя по трубам большого диаметра, что-то вроде нефтяного гиганта.
И тут Белов вспомнил, что где-то под Москвой Пчела собирался строить нефтеперегонный завод… Это отложилось в памяти, потому что в проекте должны были участвовать немцы и чеченцы… Такое вот оригинальное сочетание! Тогда проект натолкнулся на сопротивление со стороны чиновников и был заморожен. Стороны никак не могли сойтись на приемлемой цене отката. "Так значит, это и есть тот самый завод…" – подумал Саша.
Одновременно он поймал себя на том, что с интересом прислушивается к словам Феди.
– Мусор вокруг – фигня, – размахивая рукам, вещал тот, – надо бороться с мусором в себе. Мы сами себя загаживаем с помощью цивилизации. Выносим мусор из квартир, но одновременно засоряем себя никотином, алкоголем, матом, попсой, телесериалами, политикой, низкопробным чтивом, псевдоценностями и так далее. Ну скажи сам, если тело – наш дом, временное пристанище, есть смысл тащить в него помои с улицы?
– А ты философ, – заметил Саша, пропуская вопрос мимо ушей. – Ты что окончил, Оксфорд или Сорбонну?
Федя вдруг сдулся, как проколотая шина, и нехотя ответил, что учился на филфаке МГУ, но ушел с третьего курса. Саша не стал допытываться, почему, тем более, что Федя резко переменил тему разговора:
– Кстати, хоть ты и не тот, что на плакате изображен, но ведь звать-то тебя как-то надо. А то неудобно даже.
Саша на секунду замялся: в его ситуации просто глупо было бы заявлять во всеуслышание, что небезызвестный Белов жив. Ведь тот, кто допустил оплошность и не добил его контрольным выстрелом, может вернуться, узнав об этом. Кто же все-таки его заказал: Зорин, Кабан, Введенский? Или еще кто? Желающих было предостаточно. Скорее всего – Зорин!
– Зови Сергеем. Серегой, – сказал Белов твердо.
– Серый, значит? – уточнил Федя с сомнением в голосе. – Ладно, так и запишем. По такому случаю полагается причаститься "спири-тус вини", спиртным духом то есть. Ты, поди, православный? Стало быть, водку пьешь?
– Только не с утра, – поморщился Белов. Судя по всему, местный философ не слишком последовательно придерживался своих убеждений. Во всяком случае, в части отравления организма продуктами цивилизации.
Федор достал из одного кармана своей необъятной куртки бутылку водки с непонятной этикеткой, а из другого пластиковый стакан. Откупорил бутылку и аккуратно налил стакан до краев.
– Прошу.
Белов помотал головой.
– Не, я так сразу не могу. Погоди, давай ты первый.
– Как угодно.
Федя опустил веки, припал ртом к стакану с сивухой и принялся тянуть ее с видимым удовольствием, только что не причмокивая. В детстве Белов так пил газировку, потом, в молодости, пиво.
– Эх, крепка Советская власть!- У Феди даже слезы навернулись на глаза, он вздрогнул и занюхал принятое тыльной стороной ладони. – Так о чем мы? Да, так вот, что я хотел сказать. Вас, Саша, друг мой…
– Сережа, – поправил Белов, с удивлением отмечая перемену в речи своего спасителя: она стала более изысканной и витиеватой.
Они сели на край плиты, спустив ноги вниз. Поднялся легкий ветерок. По небу бежали белые облачка, поминутно менявшие свою форму. Вдали над свалкой кружили стаи птиц. До них долетали их крики. На душе у Саши стало легко и покойно.
– Конечно, разумеется, я оговорился, простите, – продолжал Федя преувеличенно вежливым тоном. – Так вот, наш Доктор Ватсон только поставил вас на ноги, не более того. Главный же вопрос в другом – как вернуть вас к нормальной жизни? Вылечить окончательно!
Белов задумался. Это был тот самый вопрос, над которым он ломал голову все последнее время. Как ему теперь жить, и нужно ли жить вообще?
– Если ты имеешь в виду дырки от пуль, то они уже практически зажили, – заметил он.