— Очередной репортер, да?
— Я учитель, — гордо говорит Уэнделл, показывая удостоверение.
Полицейский становится дружелюбнее.
— Сюда пришли из «Нью-Йорк таймс» и около сотни юристов, представители профсоюзов и люди из СМИ. Но вы первый учитель, которого вижу.
— Значит, слушание еще идет?
Полицейский таращит глаза.
— Если они еще не поубивали друг друга. Прошлой ночью крик продолжался до шести утра.
«Когда я даю команду, свыше миллиона людей повинуются», — намеревается сказать Уэнделл классу.
На десятом этаже Уэнделл выходит из переполненной кабины лифта. В коридоре толпятся люди — пытаются протиснуться сквозь двойные двери в зал заседаний, стараются разобрать мужской голос, доносящийся из зала через электронные репродукторы. Что-то строчат, прикладывают к ушам ладони.
«Свыше сотни тысяч человек работают на меня».
Голос из зала: «Наши расходы превышают годовой бюджет нескольких африканских стран…»
Уэнделл проталкивается в зал заседаний и удивляется, что тот выглядит довольно скромным — как зал какой-нибудь организации «Ветераны американских зарубежных войн» или обшитый панелями цокольный этаж, — учитывая непомерные суммы, о которых идет речь. Ряды откидывающихся кресел заполнены. Позади — помещение, где можно только стоять. Все внимание аудитории сосредоточено на десятке мужчин и женщин, расположившихся за длинным столом.
«Забавно, — думает Уэнделл. — Я всю свою профессиональную жизнь проработал на Управление образования, но никогда не видел этих людей так близко».
Оратор — председатель в темном костюме — властно заявляет:
— Вследствие роста цен, который превзошел допустимые нормы, мы стоим перед… Вместо трех миллиардов мы ожидаем получить от штата… у нас остался всего лишь один миллиард.
Уэнделл чувствует легкий толчок в бок. Репортер справа — судя по блокноту — заметил камеру Уэнделла и считает, что фотограф тоже освещает слушание.
— Эта ослиная задница не может говорить просто. Суть в том, что за последние несколько лет они растратили или потеряли свыше двух миллионов долларов. А вот теперь им приходится решать, какие строительные и ремонтные работы следует выкинуть из пятилетнего плана.
— А кто все эти люди?
— Юристы — кто же, по-вашему? Правоведы города и строительных компаний. Профсоюзные юристы, которые теряют свои места, когда работы аннулируются. Каждый вот так дерется за свой излюбленный проект. — Репортер трет пальцами, сложенными в универсальном жесте взяточника.
Щелчок. Уэнделл делает крупным планом снимок сердитого человека в сером костюме — вероятно, юриста, — сидящего в первом ряду.
Щелчок. Он фотографирует охранников и телохранителей, которые внимательно смотрят по сторонам и готовы среагировать немедленно, в случае возникновения угрозы их клиентам.
— Мы сделаем все от нас зависящее, чтобы максимально увеличить оставшиеся у нас фонды, — заверяет собравшихся председатель.
— Стойте!
Позади Уэнделла за пределами зала начинается возня, и вдруг собравшиеся оборачиваются на звуки коровьих колокольчиков и велосипедных гудков. Щелчок, работает «Никон» Уэнделла, когда протестующие родители врываются в комнату. В видоискателе он видит людей, размахивающих бумажными плакатами. «Спасите начальную школу № 194!»
— Жулики! — кричит какой-то мужчина. Уэнделл снимает крупным планом охранника, который бросается наперерез живой волне родителей.
— Крыша сто девяносто четвертой прохудилась! Классы переполнены!
Уэнделл снимает охранника, который пытается выхватить у людей плакаты и вырвать из рук колокольчики. Какая-то мама, схватив малыша за руку, ухитряется прорваться мимо телохранителей и охранников и приблизиться к столу.
— Кто взял деньги?
Ухмыляющиеся репортеры строчат.
— Рука руку моет! Воры! Лжецы!
Председатель делает знак охранникам уйти, когда они спешно подходят к женщине. Ему не хочется выглядеть бесчувственным перед тремя миллионами родителей, которые вечером будут смотреть телевизор. Он призывает к спокойствию, но это не действует. Стучит молоточком, но шум только усиливается. Старается выглядеть достойно, однако он скорее администратор и закулисный стратег, чем оратор. Скорее всего председатель сейчас жалеет, что оставил прежнюю должность в Бостоне ради теперешней в Нью-Йорке.
Щелчок. Уэнделл делает снимок обеспокоенного председателя, который пытается объясниться.
— Мэм, цены растут. В стране общий спад экономики. Некоторые из этих проектов начались как ремонтные, это видно из распространенного здесь заявления для печати… — Щелк. Председатель машет заявлением. — …но ремонт превратился в широкие работы по реконструкции, и здесь возникли структурные проблемы.
Уэнделл наблюдает, как увеличенная видоискателем разъяренная женщина кричит:
— Кто надзирает за вами, когда аннулируется проект?
— Как я уже объяснял, закон требует осуществлять надзор, когда мы одобряем работы; при ликвидации этого просто не требуется. Процесс сложный…
— И долбаный! — кричит кто-то.
— …и вот, чтобы избежать подобного рода обвинений, мы наняли независимых экспертов, которые рекомендовали, какие приостановить…
Уэнделл снимает охранника, вытаскивающего женщину из зала, но, в отличие от ликующих репортеров, он хмурится. Его расчет состоял в том, чтобы показать классу, как шаг за шагом принимаются решения по гражданским делам, необходимые для починки расшатанных перил в одной из школ. «Эти перила действительно опасны. Надеюсь, они не урезали финансирование ремонтных работ, необходимых для школы», — думает Уэнделл.
— Можно взглянуть на официальное заявление? — спрашивает он репортера.
Уэнделл листает страницы, а тем временем в зале устанавливается подобие порядка. Он видит с тревогой, что напротив ремонтных работ в школах «Парк-слоуп», Джона Джея и Натана Хейла стоит запись «Приостановлено».
Председатель говорит:
— Нельзя отложить какой-либо проект и не обидеть кого-то. Мы всячески старались облегчить боль и сосредоточить наши доллары там, где они принесут наибольшую пользу. Следующий выступающий расскажет о состоянии дел. Поверьте, имея на кону миллионы, мы не допустим случайных решений.
— Ну да! Скажи это своей бабушке!
Через видоискатель Уэнделл наблюдает, как высокий седовласый человек с папкой в руках — видимо, широко известный: явно независимый эксперт — прокладывает себе путь к микрофону. «Это он посоветовал вычеркнуть мою школу из списка», — думает Уэнделл.
— Мне хотелось бы поблагодарить Филиппа Халла за особый вклад в нашу работу с планом, — заявляет председатель.
Телекомпании всего мегаполиса бесперебойно ведут рассказ про «оскорбленного киллера». Канал-2 показывает сделанный с воздуха снимок Центрального парка, а диктор спрашивает: «Неужели один из красивейших парков Нью-Йорка осквернен убийством?» Канал-5 отводит важнейшее место фотографии дома Воорта: «Будут ли сегодня вечером убиты еще двое?» Эн-би-си передает снимки, где Габриэль Вьера и Филипп Халл сняты в профиль.