«Да, есть что сказать — что вас ждет электрический стул», — думает Воорт.
— Что бы вы ни думали, мистер Най, — говорит Ева, — но все можно обсудить. Когда дело доходит до раскрытия взятки, мы с вами по одну сторону баррикад. Давайте объединим усилия и сделаем так, как положено. Остановитесь. Придите к нам и давайте вместе займемся этим делом.
«Ты ни за что не остановишься», — думает Воорт.
Ева обращается к репортерам, к толпе, к городу:
— Если вы знаете Уэнделла Ная или можете помочь нам, наберите наш специальный номер. Сведения, представленные вами, могут спасти жизни. Если у вас есть современное фото и вы думаете, что можете помочь, — не надо колебаться. Мы буквально находимся в гонке со временем.
Крики начинаются, когда слова Евы замирают.
— Шеф Рамирес, что вы имеете в виду, говоря о расследовании взятки? Можете пояснить?
— Мы нашли его магнитофонные записи, но суть его расследования не ясна до конца. Если бы не фактор времени, мы не стали бы обнародовать информацию, касающуюся этого вопроса. Вот почему мы надеемся, что мистер Най поделится с нами тем, что ему известно.
«Мы даже не уверены, что ленты настоящие», — думает Воорт.
— Вопросы закончены, — говорит Ева. Как будто это когда-либо останавливало репортеров.
— Шеф Рамирес! Почему детектива Воорта не отстранили от расследования? Вы сказали, что он понесет дисциплинарное наказание.
— Вопрос об отстранении был рассмотрен, но именно благодаря сегодняшней работе Воорта и быстрому выявлению и признанию ошибки мы продвинулись в расследовании. В настоящий момент наша цель — предотвратить еще два убийства. Детектив Воорт играет немалую роль в расследовании, но по завершении дела его ждет дисциплинарное наказание. Я сказала, вопросы закончены.
— Шеф! Если учитель имеет зуб на Воорта, может, он остановится, если Воорта немедленно отстранят!
Ева медлит, стоя на подиуме. Невозмутимое выражение лица, но Воорт чувствует, что ей противно.
— Уэнделл Най настроен против многих, — говорит она и сходит с подиума, а свет камер перемещается на Воорта и он уходит, не обращая внимания на выкрикиваемые вопросы.
Смотрят все — семья, друзья, Камилла.
Мики взволнованно ждет, когда Воорт вернется в коридор, хватает его за локоть и толкает к лифту, подальше от огней, разрывающих сумерки снаружи.
— Надо пойти в компьютерную группу, Воорт.
— Что произошло?
— Тебя ждет электронная почта в комнате для переговоров.
— Он прислал мне письмо? — удивленно спрашивает Воорт.
— Не он. Его бывшая жена, помнишь такую? Которая путешествует в Турции? Хейзел отыскала ее в каком-то горном монастыре, где группа остановилась на ночь. Телефона там нет, зато есть компьютер. Сантини держит с ней постоянную связь, но она хочет иметь дело с детективом Хейзел.
Мики нажимает кнопку лифта, но тот стоит на втором этаже, отнимая у них время.
— Он не придет, Мик. Он ни за что нам не поверит.
— Жена говорит, что в Турции гроза и при сильном ветре отключается электричество. Слушай, Везунчик, зачем люди уезжают из Нью-Йорка? Ведь все, что надо, — в паре кварталов от дома.
— Но не то, что нужно нам.
— Найдем.
Воорт качает головой.
— Я бы на месте Уэнделла подумал, что полицейские могут быть замешаны в том деле, что он расследует. Если он вообще что-то расследует, вот так.
— Мы его сделаем. Мы достанем его.
— Кто-нибудь уж обязательно достанет.
20.39.
Уэнделл плавает в бассейне флигеля гостиницы «Грин-Палм» в Саванне, лежит в середине марта на резиновом матраце под ясным голубым небом, поглощая жаркое солнце Джорджии.
— Мистер Най?
Уэнделл отгораживается от голоса. Он вдыхает запах кокосового масла, идущего от плеч, ощущает приятный вкус вина и думает, как поедет завтра с Марсией на Тайби-Айленд, чтобы посетить заповедник, поглядеть на большие пляжные дома, принять участие в лодочной экскурсии. Он заказал на сегодняшний вечер столик в отличном старом ресторане и договорился о билетах на Епископальный тур для домохозяек в исторический район у реки в субботу после обеда.
Марсия захотела провести медовый месяц в Саванне, потому что любит ее тепло, тамошнюю кухню, экскурсии по старым кладбищам восемнадцатого века и домам в стиле эпохи Регентства.
— Мистер Най!
Внезапно вода становится теплее, а затем превращается в кипяток и обжигающая боль поднимается от ног внутрь живота. Боль делается нестерпимой, и, глядя вверх, Уэнделл видит, что небо объято огнем. Пламя расплавляет облака. Затем кто-то трясет его за плечо, и Чарлз, владелец гостиницы, смотрит сверху, но говорит женским голосом:
— Уэнделл!
Почему у Чарлза женский голос?
Он открывает глаза и видит над собою чернокожее лицо. Сиделка в белом халате, у нее большие голубые глаза.
— Вам снился сон, мистер Най. Доктор Мэтур будет здесь в три часа. Помните меня?
Это происходит шесть лет назад — Уэнделл лежит в больнице «Мэймонидс» и, испытывая муки, всматривается в лицо молодой женщины.
— Алана?
— Я училась в вашем классе гражданского права пять лет назад. В вашей истории болезни говорится, что с вами произошел несчастный случай. Мне очень жаль, мистер Най.
Он пробует закрыть глаза, чтобы вернуться в сон.
Больно.
Алана поправляет подушки, дает таблетки, смотрит, выпил ли он апельсиновый сок. У нее мягкие прикосновения, нежные и умелые, и, помогая Уэнделлу, она говорит, что он — единственная причина, из-за которой она стала сиделкой.
— Я?
— Помните слайды о Кларе Бартон, которые вы показывали? Как она начинала в Красном Кресте? Они заставили меня задуматься. По соседству было полно ребят с ножевыми и огнестрельными ранами — а Красного Креста нет. Вот потому я и стала сиделкой. Вы обычно говорили нам, что хорошо быть идеалистом. И мы обычно смеялись над этим.
Больно говорить.
— Лучше позвоню жене.
Но когда Уэнделл держит в руках аппарат и слышит на другом конце провода гудение сотового, то вспоминает, что не может рассказать жене о случившемся. Не может даже намекнуть.
— Кто это? — раздается голос Марсии.
Она может расстроиться и позвонить в полицию. И так рассердится, что ее не успокоишь.
— Алло?
Из-за дикой боли трудно думать. Вероятно, жена пытается поговорить с ним со вчерашнего дня, оставляя звонки на домашнем автоответчике. Мольба перед аппаратом. «Где ты, Уэнделл?»
За все годы совместной жизни не было такого, чтобы он не говорил с Марсией целый день.