– Ну? – спрашивает мэр комиссара, когда Воорт заканчивает. – Против такого ты не возражаешь?
Комиссар резко кивает, словно выиграл спор.
– Так мы не склоняемся перед террористом.
Теперь Аддоницио.
– Я хочу, чтобы все копы не возражали, не только он. – Это о комиссаре. – Хорошая идея, Конрад.
Запах табака от незажженной трубки фэбээровца распространяется по всей комнате.
– В сущности, я собирался предложить что-то в этом духе, – говорит он. – Если мы не возьмем его завтра, придется окружать телегами все полицейские здания в городе.
– Так и сделаем, – заключает Хиззонер, – но сначала выспитесь. Ночью я добуду все разрешения. Утром вы мне нужны свежими.
– Жуткое дело, – вздыхает Аддоницио несколько минут спустя, когда они выходят из мэрии в холодную ночь. – Фургон, груженный полутонной динамита, у меня на банкете!
Микки пытается шутить, но шутка выходит плоской:
– Ну что же, Хью. Видимо, он хочет проводить тебя с шумом и грохотом.
Воорт слишком устал, чтобы просто пойти домой и уснуть, а состояние утомления миновал уже несколько часов назад. Он позвонил Джилл на сотовый; она все еще его ждет.
Через вращающуюся дверь Воорт входит в «Веронику» – новое чешское бистро в районе Трайбека. Сверкают огни, гремит чешская музыка. Большие фотографии на стенах: Прага в день ухода Советов. Бурно радующиеся чехи втыкают букеты цветов в орудия русских танков. Чехи пьют вино и поют, празднуя свободу. Чехи целуются и танцуют на главной площади Праги.
Он не видит Джилл.
Белокурая официантка в черной мини-юбке и обтягивающем белом пуловере без рукавов разносит напитки. В центре над баром висит фотография Александра Дубчека, рядом – фотография Вероники, модной модели из Праги и хозяйки бистро. Сама она сидит за дальним столиком рядом с кулинарным обозревателем из журнала «Нью-Йорк». Десять лет назад Трайбека был районом складов. Теперь это мечта градостроителя: новые дома с плоскими крышами, новыми ресторанами, новыми магазинами деликатесов, новыми детскими садами.
Воорт хмурится. «Куда подевалась Джилл?»
Заполняют бистро горластые обитатели Уолл-стрит, празднующие финансовые достижения, несмотря на общий экономический спад, давние жители района, модники, следующие указаниям ресторанных обзоров, и, наконец, соскучившиеся по родной кухне чехи.
На долю секунды Воорт ощущает знакомый зуд между лопаток. Он оборачивается.
Стена людей. Никто на него не смотрит.
– Ты в безопасности, – в голосе Джилл, сидящей на высоком табурете у стойки, звучит облегчение. – Я беспокоилась. Хотя и понятия не имею, в безопасности от чего.
В глазах ее соседа, интересного парня в костюме, узнавание. Очевидно, пытался познакомиться с ней. Красив, как актер, прилизанные черные волосы с пробором посередине. Костюм от Армани, туфли от Армани, галстук от Армани.
– Вас показывали по телевизору! – Похоже, он больше обрадован случаем поговорить со знаменитостью, чем расстроен неудачей с Джилл. – Вы – тот богатый коп, который раскрыл дело серийного убийцы в прошлом году!
Парень даже пересаживается на другой табурет, чтобы Воорт мог занять его место. В полном соответствии с «кодексом честной игры нью-йоркского парня», в новейшем стиле субботнего вечера. В ее долгом поцелуе – радость, сексуальность и прощение. Воорту сразу становится лучше. Сердце начинает биться быстрее. Он чувствует растущее желание.
– Почему мне кажется, что тебе надо выпить? – спрашивает Джилл.
– Потому что ты читаешь мои мысли.
Мягкое прикосновение ее руки рассеивает разочарование. Отрываясь от ее губ, Воорт вспоминает прочитанную в каком-то журнале статью. По мнению автора, определить, счастливы жители города или нет, можно по тому, как они проявляют любовь на людях.
В журнале приводились примеры. В Париже – да. В Москве – нет.
– Ловишь плохого парня? – весело спрашивает она, пока Воорт делает заказ: водка. Неразбавленная.
– Сегодня мы его упустили.
– Зато ты поймал девчонку.
– Тогда, может быть, я буду упускать его каждый вечер.
– Тогда, может быть, ты всегда будешь ловить девчонку.
Водка проникает в кровь, растекается по телу, помогает расслабиться, придает легкомыслия. Они держатся за руки, болтают об оформлении бистро, заказывают маленькие овощные клецки, и по крайней мере на мгновение Воорт может забыть о Грине и Шеске. Они сидят так близко, что бедра соприкасаются, и, как всегда, когда она рядом, его охватывает жар.
Джилл ложечкой собирает взбитые сливки с кофе по-ирландски, слизывает остатки с уголка губ и говорит с большей деликатностью:
– Ты так и не сказал мне, что ты думаешь о нашем разговоре в тот вечер.
Имеется в виду признание, что она замужем. Воорт на мгновение вспоминает водителя фургона. Женатого художника, которому изменяет жена.
– Я не думал об этом. Не было времени.
– Он сегодня звонил.
Воорт понимает, что она говорит о муже. Еще один кусок реальности вторгается в романтику.
– Сказал, что у меня изменился голос, – продолжает Джилл.
– Так обычно бывает.
– Мне казалось, ты сказал, что такого с тобой не бывало.
– Я знаю массу людей, с кем бывало.
– Это неодобрение? Что ж, ты здесь. Он сказал, что не сможет скоро приехать. – Джилл внимательно смотрит на Воорта. – Сказал, что в Африке, в Руанде, начались бои и начальство посылает его руководить помощью. По-моему он чувствует, что здесь что-то не так. Сказал, что скучает по мне. Спросил, не могла бы я с ним поехать.
– Что ты ответила?
– Что у меня слишком много работы здесь.
– Это так?
– Нет.
Воорт допивает водку и делает бармену знак принести еще.
– Я не собираюсь указывать тебе, ехать или нет.
– А я разве тебя об этом просила? Нет, и не имею права просить. – Теперь она кажется взволнованной. – Ведь это я замужем, а веду себя как влюбленная школьница. Ничего не понимаю. Все должно быть легко, так он мне всегда говорил. Но это не так. Я чувствую себя такой… – Она хмурится, подбирая подходящее слово. Наконец оно находится: – Невинной.
– Все невинны, когда происходит что-то странное, – отвечает Воорт. И добавляет: – А возможно, и виновны.
– Пойдем в постель, – говорит она. – Нам ничего не надо решать. Даже не надо говорить.
Воорт отстраняется. Джилл так красива и страдает по-настоящему. Трудно быть логичным или высоконравственным и помнить о принципах, когда чувствуешь ее запах. Музыка словно звучит громче, а за зеркальным окном, которое кажется далеким, мимо проносится красный вращающийся маячок на крыше полицейской машины – копы торопятся туда, где преступление.