– Полковник, я прослушивал его телефон, как вы хотели. И послежу за ним, когда он уйдет.
Неожиданно из сканера раздается не заглушаемый помехами голос полицейского:
– Это он! Он! Фрэнк Грин! Северная сторона!
Шеска отворачивается от окна. Мичум забыт. Все чувства напряжены. Он весь в настоящем.
Разум, как обычно в бою, действует на уровне инстинктов, сокращая мыслительный процесс до долей секунды. Шеска откладывает винтовку, потому что при такой видимости она бесполезна. Первоначальный план не годится. Надо взять «глок» – полицейское оружие. Если он выстрелит, если произойдет «несчастный случай» и следователи обнаружат пули, они скорее всего решат, что пули выпущены из личного оружия какого-нибудь копа. Никто не удивится, когда этот коп не захочет признаться.
Он уже давно не был в таком ладу с собой. Все прекрасно, просто замечательно. Внезапно Шеска понимает, что прилив возбуждения никак не связан ни с Воортом, ни с Мичумом, ни даже с Лупе. Это существовало в нем задолго до того, как все они вошли в его жизнь. Шеска уже собирается уходить, когда сканер засекает местоположение первой из сегодняшних мишеней. Он чувствует себя чудесно, совершенно живым, в своей стихии – в бою с неравными шансами.
Хватая водонепроницаемую куртку, Шеска понимает на каком-то подсознательном уровне, ощущая это скорее как вспышку удовлетворения, чем настоящую мысль, последний элемент, который удержал его здесь и который в конечном счете обусловил решение не отказываться от проекта: «Мне это нравится».
Все дело в том, понимает он, ощущая животную непосредственность, которая приходит к нему только в бою, что для человека с правильной психологической установкой (его установкой) война – единственное в жизни, что никогда не разочарует, никогда не исчезнет и не измельчает.
Так ли плохо любить свою работу?
«Используй погоду с выгодой для себя».
Хороший оперативник импровизирует.
«Сам создавай свою удачу».
Воорт все равно что слеп.
Можно строить планы, тщательно проработанные планы, но потом, во время неистовой электрической бури, они оказываются не такими уж проработанными. В плане не было аварии. Не было внезапного появления множества гражданских в автобусе из Атлантик-Сити. Не было дождя, такого сильного, что наблюдатели почти ничего не видят.
Через наушники он слушает подробности.
– Фургон теперь белый, с нью-йоркскими номерами. Но бампер погнут. Наклейка «Гринписа» есть. На Грине красная куртка и…
Продолжение тонет в помехах, хотя цифровые рации антитеррористического отдела должны по идее быть самыми лучшими. Воорт кричит в передатчик:
– Что еще на нем надето?
Помехи.
Небо раскалывается от грохота, по всему городу словно разбегаются ударные волны. Град барабанит по автозаправке, где Воорт задержался во время обхода полицейских постов. Он один. Сегодня его задача – по приказу Джека Лопеса – быть Вездеходом.
– Похоже на собачью кличку, – сказал Воорт.
– Угу, ты и есть ищейка, – ответил энергичный и миниатюрный капитан. – У тебя нет нашей выучки, зато великолепный инстинкт. Если бы не ты, нас бы здесь не было. Поэтому будешь моим наблюдателем. Ходи, где хочешь. Оставайся на тактическом канале и сообщай мне, если что-то будет неблагополучно.
Но неблагополучна сама природа. Гроза посмеялась над всей их логикой, даже над подробнейшими схемами, которые Воорт подготовил для инструктажа, где отмечены магазины, прорисованы тротуары и припаркованные машины, а легко опознаваемый фургон Грина обозначен большим крестом.
Помехи снова превращаются в английскую речь.
– …тормозит на светофоре. Коллинс и Голдберг приближаются с восточной стороны…
«Они не должны были появляться, пока не уберутся гражданские».
Наушники взрываются короткими очередями выстрелов. Так они кажутся более далекими, чем настоящие выстрелы, раздающиеся двумя кварталами севернее.
Проклятие!
Воорт стонет, и тут же в наушниках раздается рев:
– Полицейские, сюда!
Штурм начался на дальнем конце оцепления. Воорт дергает вниз закрепленные липучками отвороты водонепроницаемой куртки, показывая огромные желтые буквы НЙУП на синем фоне всем, кто подойдет ближе, чем на десять футов.
Он спешит на север, борясь с подступающей тошнотой, – мимо копов и агентов ФБР, выскакивающих из припаркованных на улице машин. Теперь все они прячутся за машинами, получив приказ оставаться на месте.
За годы службы Воорт побывал на множестве инструктажей и понимает, что планы – это в конечном счете только расчеты, только надежды. Теперь надо сосредоточиться на деле. Он старается отогнать образ истекающих кровью детективов на земле под дождем.
«По рации не говорили, что стрелял Фрэнк Грин».
С северной стороны оцепления снова доносятся выстрелы.
Земля содрогается, и Воорт всматривается в темноту. «Взорвался фургон», – крутится в голове. Но это только гром, растворяющийся в пронзительном вопле, доносящемся со средней полосы. Начинает сигналить грузовик: водитель либо ранен, либо выражает злость обычным для нью-йоркских водителей способом. По любому поводу. Дорожные пробки. Футбольный счет. Перестрелка.
Голос в наушниках произносит:
– Его нет в фургоне… Здесь везде люди! Мы его больше не видим!
Помехи.
Воорт переключает каналы. Лопес повторяет инструкции, которые оперативники и так должны знать:
– Не стрелять, если не уверены в мишени и нет возможности прицелиться. Сотрудникам в штатском надеть бронежилеты…
Помехи.
«Может быть, если подойти ближе, рация заработает».
Он тяжело бежит к банкетному залу, мимо гипсовых греческих богов, стоящих вдоль стоянки «Парфенона». Вакх, пьющий вино. Зевс с гипсовой молнией в руках. Гера на гипсовом троне.
Пахнет озоном, химикатами. Сверкает молния, и внезапно Воорт летит, размахивая руками. Тротуар обледенел.
Он с грохотом врезается в припаркованную машину, ударяется бедром о раму, а локтем о капот и скользит по бетону.
Встает, и боль раскалывает правую лодыжку.
Впереди – снова вопли следом за быстрым лаем выстрелов и более глухим и частым стуком автомата.
«Это кто-то из наших снайперов? Или он?»
На бульваре Мойнэхен кричат люди, и Воорт видит сквозь потоки дождя смутные силуэты. Это гражданские, побросав машины, разбегаются во все стороны. Любой из них может быть Фрэнком Грином. Впереди – кошмарная панорама смятения: бегущие фигуры, остановившиеся машины, качающиеся светофоры, гнущиеся от ветра деревья. Перепуганные гражданские группами по несколько человек прорываются сквозь полицейское оцепление. У Воорта мелькает мысль, что террорист уже успел сбежать.