Наблюдатель записывает в блокноте «Воорт» и делает пометку «Произносится похоже на „форт“». Ему все прекрасно видно, да и сидеть на солнышке — сплошное удовольствие.
Внезапно полицейский поворачивается — кажется, смотрит в его сторону, хотя на самом деле это не так.
Коп застывает, уставившись словно прямо на наблюдателя.
«Это невозможно. Он никак не может знать, что я здесь».
Коп заслоняет глаза рукой. Сердце наблюдателя колотится быстрее.
Коп медленно отворачивается и помогает Ребекке Минс удержаться на ногах.
«Разумеется, полиция должна проверить, нет ли утопленника в списке пропавших. Леон говорил, что ничего страшного, если появится какой-нибудь коп».
Но «бродяга» все равно записывает номер «ягуара», чтобы Леон выяснил номер карточки социального страхования. А уж зная НСС, можно быстро узнать о человеке вдвое больше, чем знает родная семья.
«Он так сюда смотрел, что меня в дрожь бросило».
Теперь в наушнике слышно, как коп пытается успокоить женщину — будто его это и вправду волнует. Повторяет, что, возможно, его визит не имеет никакого отношения к ее пропавшему брату, но он должен все проверить. Бла-бла-бла. Наблюдателю становится смешно. Коп спрашивает:
— Ребекка, вы не могли бы взглянуть на эти фотографии?
— Это он!
Она кричит так громко, что слушатель чуть не срывает проклятый наушник. Ее боль сливается с шумом уличного движения на бульваре Норзерн. Автобусы. Шорох шин по асфальту.
Воорт и толстая сестра исчезают в доме.
«Переключиться с крыльца на микрофон в гостиной».
Визгливые причитания звучат так громко, что наблюдателю приходится уменьшить громкость. Господи, думает он, эта баба, наверное, сидит совсем рядом с телефоном, где установлен «жучок», на безобразной зеленой софе. Вопит дюймах в шести от треклятого передатчика.
— Ну-ну, успокойтесь. Обопритесь на меня, — говорит блондинистый коп с типично американскими интонациями.
Бродяга ухмыляется. Некоторые парни трахнут что угодно, даже такой вот мешок сала.
— Утонул? — плачет женщина.
Наблюдатель поднимает пакет из «Макдоналдса». «Прекрасно, можно одновременно есть и слушать. Мы же не хотим, чтобы „Эгг макмаффин“ остыл, верно?»
— Можно задать вам несколько вопросов? — спрашивает Воорт.
Снова рыдания.
— Ребекка, хотите, я сделаю кофе? Кухня там? Я быстро.
Наблюдатель доедает аппетитный «макмаффин» и берется за картошку. Пересолил, мелькает мысль. Он сидит, вытянув ноги. В контейнере мяукает кошка. За тридцать часов, проведенных на посту, окрестности поразили его. Полицейские патрули проходят регулярно, так что приходится сидеть в проулке. Из «Шэмрока» выбрасывают хорошую еду. За все это время он заметил лишь одну крысу.
В гостиной снова раздаются шаги.
— Сахар?
— Спасибо.
— Молока?
«Это что, черт побери, за посиделки?»
Теперь слышны раздражающие сосущие звуки — так старики с зубными протезами хлюпают, когда пьют чай. Перед глазами «бродяги» встает квартира, в которую он полтора дня назад забрался всего за пару секунд, пока хозяйка была у зубного врача. Настоящий свинарник: повсюду тысячи соломенных шляпок и их детали (поля, верхушки, тульи). В стиле конца девятнадцатого века. Психованная она, что ли? Целый день сидит и делает шляпки? И даже не разные. Одна и та же модель, снова и снова, словно не человек, а автомат.
— Колин говорил, куда идет? — спрашивает коп.
— Нет.
— Были у него проблемы с соседями, с девушкой? Может быть, что-то на работе?
— Он даже в детстве всегда удирал, если начиналась драка.
«Он и пытался», — ухмыляется, вспоминая, слушатель.
— Ваш брат задолжал кому-то деньги?
Всхлип.
— Он откладывал все, что зарабатывал. Но какое это имеет отношение к тому, что он утонул? Почему вы задаете такие вопросы?
Коп говорит мягко, успокаивающе, участливо — как их всех учат.
— Мне очень жаль, Ребекка, но, возможно, перед смертью ваш брат дрался.
— Дрался? — Она начинает дышать чаше.
— Мы можем отложить разговор, если вы слишком расстроены.
— Я хочу знать!
— Ну, он был так изранен, что трудно понять точно, что именно произошло, но, возможно, перед тем как утонуть, он с кем-то боролся. Карманы были вывернуты. Бумажника нет. Часов нет. Колец нет. В крови не было ни алкоголя, ни наркотиков.
— Вы хотите сказать, что его ограбили?
«Бродяга» явственно представляет, как коп пожимает плечами.
— Похоже, его держали два или три человека.
«Бродяга» вскидывается. «Откуда он знает, что три?»
Сестра явно ошеломлена. Теперь она тихо плачет.
— Где его нашли?
— Возле парка Астория. Впрочем, течение такое сильное, что он мог упасть в воду где угодно. Простите, что спрашиваю, но, может, Колина в последнее время что-то угнетало?
— О Боже! Колин. Что мне делать?
Бродяга давится ломтиком картошки и захлебывается кашлем. К тому времени как он прочищает горло, женщина говорит:
— Нет, я не возражаю, чтобы вы осмотрели его квартиру. Я провожу вас.
«Дерьмо».
— Ребекка, в этих местах много бродяг? — мимоходом спрашивает коп.
«Да что же это такое?!»
— Ни разу не видела, — отвечает женщина.
Шаги затихают, потом становятся громче, когда детектив с сестрой оказываются в зоне «жучка», установленного в коридоре.
По скрипучим звукам наблюдатель может представить, что происходит. Коп и сестра поднимаются по лестнице, проходят по вытертому ковру, обходят хлам, наваленный Колином на верхней площадке: ботинки, старый зонтик, ржавая лопата для уборки снега, вешалка с кепками с логотипами «Сони» и «Бостон ред сокс». Она отпирает замок. Скрип шагов указывает, что они вошли в прихожую душной квартиры таксиста.
— Я люблю его, хоть он и неряха, — говорит сестра.
Наблюдатель мысленно видит плохо подобранную мягкую мебель Колина, старый черно-белый телевизор, самодельные книжные полки и кучу дешевых гравюр, на которых деревянные парусники восемнадцатого века борются со штормами в море.
— Колин любил корабли, но плавать ему довелось только на стейтен-айлендском пароме, — замечает женщина. Наблюдатель представляет, как Воорт осматривается по сторонам.
— Много книг о пиратах, — раздается голос Воорта, сопровождаемый приглушенными стуками.
«Наверное, снимает книги. Что ж, козел, там ничего нет».