— Но в этом случае она бы позвонила.
— Еще кофе?
— Большое спасибо.
— Бет сидела у себя и исписывала страницу за страницей в дневнике. — Элис, возможно, сама не заметила, что внезапно перешла на прошедшее время.
— Дневник, — повторяет Воорт.
— Это личное, — говорит Элис.
Воорт молчит. Просто вертит в руках ложечку.
— Я читаю его. Не знаю, что еще делать, — шепчет Элис.
— Думаю, знаете, — отвечает Воорт.
Через несколько минут он наверху. Сидит на узкой кровати Бет с дневником в руках. Комната словно застыла, начав меняться вместе с девочкой, превращающейся в женщину. Розовые стены. Плакаты со звездами рок-н-ролла. Стопки журнала «Гламур» на столе, за которым школьница Бет когда-то делала домашние задания. Детский письменный стол, выкрашенный желтой краской.
На дневнике есть замочек, но Бет им не пользовалась. В этой комнате она ничего не боялась.
Да, здесь Воорт узнает многое о Стоуне.
— Можно мне на время взять дневник?
— Зачем вы здесь? Неужели Бет была причастна к тому, что произошло в той церкви?
— Сомневаюсь. Не так, как вы думаете.
— Вы были в тюрьме, а теперь на свободе. Нам ничего не рассказывают, верно? Это уловка.
— Мне нельзя рассказывать. Но я выясню, что случилось с Бет.
— И вы в любом случае все мне расскажете?
— Обещаю.
Нижняя губа Элис дрожит, и, когда появляются слезы, Воорт яснее понимает всю глубину одиночества этой женщины — не говоря уже о горе.
Он допивает кофе и оставляет чашку на ночном столике у кровати.
— Я буду звонить каждый день. — Но такое же обещание он дал — и не сдержал — Камилле.
Он сидит на улице в машине и читает дневник. Находить соответствующие отрывки легко. Бет оказала ему услугу. Она подчеркивала. Округлый девчоночий почерк, красными чернилами подчеркнуты чистейшие мечты, воспаряющие с линованных страничек: секретарь воображала себе жизнь с боссом.
«Любит ли он меня?»
«Она обманывалась, как и я, — думает Воорт. — Лгала себе». Надежда гораздо могущественнее реальности. И дневник — самый лучший способ скрыться в мечтах. Здесь никто не будет смеяться над Бет, возражать ей, напоминать о неприятных вопросах.
Бет писала: «Я была немного шокирована, когда он сказал мне, что любит делать на яхте, когда стоит у штурвала».
Убеждала себя, что доминирование есть проявление привязанности, что унижение — это любовь. Воорт читает, заново представляя, что произошло на «Кандейс». Стоун высаживает клиентов, но оставляет Бет Ааронс на яхте — для особенных развлечений. Достает из ящика стола наручники, маски и фаллоимитаторы.
— Кон, — приветствует напарника Микки, когда Воорт звонит ему в новую квартиру в Куинсе. Говорит Микки несколько невнятно, вероятно, из-за болеутоляющих. Но Мик достаточно бодр, чтобы воспринимать информацию.
— Спасибо за помощь на встрече, Микки.
— Доктор сказал, что я смогу вернуться к работе через три-четыре недели. Калека с мозгами из стали. Знаешь, Кон, эта новая квартира совсем неплоха. Кому нужен бильярд, верно? Кому нужен катер? Пора бы стать обычным средним человеком. Сил не против, ну, то есть, конечно, против, но рано или поздно я выберусь из этой конуры. Знаешь, дружище, когда Бок прихватил меня, когда я был связан, мне казалось, не так уж важно владеть гребаным большим домом.
Воорт рассказывает Микки о дневнике.
Несколько мгновений Микки молчит. Потом:
— Ты шутишь? Минет?
— Так она написала.
— Все это: убийства, пожары, этот телохранитель — из-за этого?
Мысленно Воорт переносится на «Кандейс», представляет юриста у штурвала; тот не обращает внимания ни на что вокруг. Стоун не видит, как вырастает перед ним лодка или баржа, а потом уже поздно.
— Семь человек убиты, — стонет Микки. — Вероятно, около полумиллиона человек ограблено. Поджог. Утопленники. Церковь.
— Совершенная система летит ко всем чертям.
— Думаешь, она погибла при крушении?
— Мне кажется, произошло столкновение. Стоун выбрался. И солгал Макгриви. Сказал, что на борту больше никого не было.
Мужчины молчат, пауза в разговоре им не мешает. Воорт размышляет о том, как одно лишнее действие — то, от которого не можешь удержаться, — приводит к беде. Он видел это сотни раз. Это их с Микки работа — просеивать руины жизней, которые оборвались из-за одного-единственного излишества, часто совершенно заурядного.
— Я отправлю ныряльщиков, — говорит Воорт.
— Чтобы проверить и само место крушения, и окрестности. Улик не будет.
— Ага, куда бы ее ни утащило. Если мы вообще сможем найти то место.
— И мы ничего не можем рассказать прессе, — вздыхает Микки. — Иначе мистер Смит вернется из Вашингтона.
— И другим копам. И присяжным. Все ради великого блага, что бы это ни значило.
— Вот ведь черт! — злится Микки.
— Но в сделке с Данном, — задумчиво добавляет Воорт, — ничего не говорилось о разговорах с людьми, которые уже знают, чем занимался Стоун.
Микки требуется секунда, чтобы понять, но потом Воорт слышит долгий вздох.
— Да уж, его инвесторы были бы в бешенстве, — говорит Микки. — Н-да. Оч-чень недовольны. Эти типчики просто взбесились бы, если бы знали, что Стоун докладывал обо всех их делах в министерство финансов. Я бы не хотел, чтобы они рассердились на меня.
— Не то чтобы я что-то такое сделал, — говорит Воорт. — Хотя Стоун и рассказал мне, где они, во что вложились. Где спрятал все их деньги.
— Что мы за люди? — вздыхает Микки. — Животные?
— Не мы, — отзывается Воорт. — Не-а.
— Я, конечно, надеюсь, что никто им не позвонит.
— Камилла уехала, Микки.
— Так сделай что-нибудь, кретин, — говорит Микки.
Жаркой августовской ночью отец и сын сидят на крыше и смотрят на город. Снизу доносятся звуки жизни, борьбы, удовольствий, сомнений. В небе пролетают самолеты, и, кажется, до звезд можно достать рукой. Освещенные окна раскрывают панораму городской жизни. Вот одинокая женщина с завистью смотрит на улицу, словно надеясь впитать жизни незнакомых людей. Вот обнимается счастливая пара — портрет в рамке из дерева и стекла. Вот выглядывает кошка, полная кошачьих страхов и тайн. Вот телескоп в окне. Хозяин куда-то ушел.
— Папа, а когда тебе в жизни было страшнее всего?
Бывают драгоценные моменты для сына и отца. Мальчик смотрит на мужчину, его переполняет любопытство. Да возможно ли вообще такое, чтобы папе было страшно? Конрад ждет рассказа о перестрелке или погоне или о тех временах, о которых вчера вечером говорили в столовой Вим и Брейн (они думали, что мальчик спит)… о грабителе ночных магазинов, который много лет назад пырнул папу ножом по руке.