— Прощай личный самолет?
— Это в лучшем случае. В худшем его заберут кредиторы.
— Какие они сами, эти хеджевики? Опиши.
— Ты же знаешь, не надо торопиться с обобщениями.
— Расскажи, какое у тебя сложилось впечатление. А я обещаю не чесать их всех под одну гребенку и не называть мудаками.
Джонатан неодобрительно покачал головой, услышав резкое словечко, но тем не менее ответил.
— У них все совсем не так, как в инвестиционных банках. Другие игры. Азартные. Важно не просто выиграть, а сорвать крупный куш. Самый крупный, какой может быть. Это очень жестокие игры, и самому тоже нужно быть жестоким. Они не размениваются на мелочи, играют по-крупному. Что такое пять-десять миллионов против миллиарда, какой смысл их вкладывать? Гроши. Курам на смех. А вот если у тебя миллиардный фонд, то вкладываешься ты, когда углядишь подходящую возможность, уже миллионов на пятьдесят, а то и сто. Вот это уже дело. Ты обладаешь весом. У тебя власть. Так они мыслят. Осторожность не для них. Если положат глаз на лакомый кусок, запросто могут вложить десять процентов активов. Или даже больше. Понимаешь, какие тут риски? У них мышление заядлого игрока в кости. Чем больше выигрыш, тем больше ставки. Поймал удачу за хвост — сорвешь банк. Проигрался — тебе конец. Не удивляйся потом, что у тебя постоянно повышенное давление и угроза инфаркта, или ты постоянно прикладываешься к бутылке, или не можешь прикорнуть на диване, не выпив бутылку снотворного.
Уэствуд-старший перевел дух, и снова Джастин услышал едва уловимый хрип.
— Ну что, все узнал, что хотел?
— Для начала хватит, — ответил Джастин. — Ты как, еще не разлюбил сэндвичи с фрикадельками?
— Мама никаких сэндвичей с фрикадельками не признает.
— А что, она будет с нами обедать?
Джонатан, признавая логику сына, одобрительно кивнул.
— У вас тут водятся хорошие фрикадельки?
— Лучшие в мире! — заверил Джастин. И добавил, увидев задумчивую улыбку отца: — Я угощаю.
Впервые Того получал указания по телефону. Старик сказал, что встречаться некогда, слишком все закрутилось, так что им бы тоже поворачиваться побыстрее. Быстрее, чем сейчас.
Того спросил по-китайски, что же такого срочного им предстоит сделать.
Старик тоже по-китайски ответил:
— Полицейский. За которым вы следили. Он слишком близко подобрался. Слишком много знает.
— Надо дождаться Лин, — сказал Того.
— Некогда ждать Лин. — Того промолчал, и собеседник, перейдя на английский, язвительно заметил: — Что, без девчонки боишься? Защитить некому?
Того не ответил. В трубке слышалось только напряженное дыхание двух мужчин.
Тогда старший снова переключился на китайский.
— Медлить нельзя. Он скоро пойдет выспрашивать. Он уже много до кого добрался. Понятно?
— Понятно, — ответил Того.
— Тогда скажи, что тебе понятно.
— Он больше ни с кем не будет разговаривать. Вы так хотите.
— Да, — подтвердил старик. — Я так хочу.
— Я должен сказать еще кое-что, — добавил Того.
— Давай, говори.
— Слушайте внимательно.
— Я и так слушаю.
И Того заговорил по-английски. Ему нужно было, чтобы у старика на том конце провода не осталось никаких сомнений.
— Я не боюсь, — медленно проговорил он.
— Это все? — спросил старик.
— Да, — по-прежнему на английском ответил Того. — Я ничего не боюсь.
— Рад за тебя, — также по-английски заверил старик.
И повесил трубку.
Сотовый подал голос в тот момент, когда они с отцом, пообедав, возвращались к бело-голубому домику Джастина. Сэндвичи с фрикадельками были просто восхитительны.
— Да? — сказал он в трубку.
— Кое-что наклевывается с Эллисом Сент-Джоном, — сообщила Реджи Боккенхойзер.
— Выкладывай.
— С его банковской карточки сняли деньги. Пятьсот долларов.
— Где?
— В Массачусетсе. Городок на границе между Массачусетсом и Нью-Йорком. Туда уже послали человека. Флетчер подключил кого-то из Бостона.
— А машину, которую он брал напрокат, не засекли?
— Нет. Но я разошлю ориентировки по всем штатам Новой Англии.
— Хорошо. Как дела с электронной почтой?
— В жизни не видела корреспондента скучнее, чем Эллис. Зато теперь точно знаю, кто в «Рокуорт» кого на чем нагрел.
— Значит, ничего ценного?
— Не настолько все плохо. Я отбираю все, что хоть как-то может пригодиться. Очень многое касается конкретных операций, так что я вообще не уверена, там ли ищу. Помечаю на всякий случай то, что имеет отношение к нашему списку компаний. Да… Джей, вот еще что… я опять же на всякий случай отправила тебе статью про грузовик на шоссе. Тот, который с платиной.
— Есть подозрения?
— Нет. Просто не дает мне покоя. Это как у тебя с шестым чувством. Если что-то появляется в одном деле, потом тут же что-то похожее всплывает в другом, вряд ли тут простое совпадение. Что там твой Роджер?
— Попросил пару часов его не беспокоить. Сейчас пойдем смотреть.
— Тогда расскажешь, ладно?
— Я позвоню.
— Услышимся.
Роджер Мэллоун сидел в той же позе, в какой Джастин с отцом оставили его два с половиной часа назад. Застыл на кушетке, обложившись бумагами — вороха документов громоздились на журнальном столике, на подлокотниках, на полу. При этом вид у него был такой, будто он поглощен захватывающе интересным детективом.
— Мы тебе сэндвич принесли, — прервал медитацию Джастин.
Роджер оторвался от бумаг, скользнул по Джастину недоуменным взглядом, словно услышав фразу на иностранном языке.
— А… э-э… спасибо. Я не хочу есть.
Джастин обвел рукой кипы документов.
— Получается?
— Лучше некуда! — заверил Роджер.
— Тогда пойду сделаю кофе, и ты мне все разложишь по полочкам.
Он удалился в кухню, повернул до упора выключатель конфорки и, вскипятив воду, заварил восемь чашек крепкого кофе, наполнив пресс до краев. Под объяснения Роджера заснуть можно, поэтому взбодриться не повредит. Когда все было готово, он снял чайник с плиты и перелил кофе в термос. Прокричал в комнату, не хотят ли гости кофе, но услышал дружное «нет, спасибо». «Ну и ладно, мне больше достанется», — решил Джастин и, налив себе кружку, вернулся в гостиную.
— Я готов, — доложил он.