— Еще Джоанни. И пожалуй, я могу тебя понять, Джеки. Уже больше тридцати лет прошло, а я не перестаю думать, как все могло бы обернуться, если бы я поднялся на тот треклятый семнадцатый этаж на одну минуту раньше.
Оба замолчали. Странное это было молчание. Их словно объединили печаль, потери и понимание.
— Не подгадаешь, Джеки. И не узнаешь ни за что, — наконец тихо проговорил Дом. — А винить себя не стоит.
— Да нет, ты прав. Ни ты, ни я никогда не узнаем, как все могло бы обернуться. Но от этого не легче. На самом деле отчасти от этого намного хуже. Потому что я не только виню себя в случившемся, я еще и чувствую вину за то, что остался в живых. — Джек воткнул нож в подставку так, что тот встал вертикально, и сделал глубокий вдох. — По крайней мере, мы знаем, что произошло с моей мамой. Чистое безумие, но там хоть все было понятно. А того, кто убил Кэролайн, так и не нашли. Он исчез бесследно. То есть никто не смог его разыскать. Как такое может быть? Полиция, частные детективы, которых я нанимал. Они все говорили: случай из ряда вон выходящий. А это значит, что в происшествии нет логики. Ни связей, ни догадок. Ни реального мотива, ни единой идеи, почему этот человек так поступил. Вот с этим мне приходится жить. Не зная, что на самом деле произошло и почему. И можно ли было сделать хоть что-то, чтобы это предотвратить… А теперь этот ужас с Кидом. Дом, ведь ты его тоже знал. Он рос у тебя на глазах. Ты знаешь: он не мог спрыгнуть с этого дома. Весь этот год я с ним виделся почти каждый день. Мы с ним трудились, разговаривали, я его понимал. И он сделал нечто необыкновенное: он меня исцелил. Он забрал мою боль. Во многом он меня вернул к жизни. И я думаю, что кое-что ему должен. Кое-что побольше того, что он теперь получает от всех остальных.
— И что же? — негромко проворчал Дом. — Ты думаешь, стоит тебе понять, что на самом деле стряслось с Кидом, и это сможет вернуть Кэролайн? Или ты обретешь покой? Что, черт возьми, тогда случится? Кид вернется из долбаной ямы на кладбище и скажет тебе «спасибо»?
— Нет, я не думаю, что сумею вернуть Кэролайн. Или Кида. Нет, я не думаю, что есть какое-то волшебство, с помощью которого можно изменять прошлое. Я думаю вот что: я могу попытаться понять это прошлое. Вот этого я сейчас и хочу. Я хочу правды. Мне нужна правда. Мне нужно понять то, что теперь для меня важно. Пойму — и тогда уже буду думать о том, что случится потом.
— Ладно, Джеки. Будь по-твоему. Я не вполне понимаю, о чем ты толкуешь, но какой-то смысл в этом все же имеется. Какой-то. И что ты будешь делать? Станешь пожилым супергероем, будешь всюду совать нос и искать убийцу? Ну, говори, чем ты собираешься заниматься?
— Я об этом очень много думал, — признался Джек. — Мне кажется, произошло вот что. У Кида была Команда — он их так называл. Четыре или пять женщин, с которыми он встречался. Это была его другая сторона, которую мы с тобой никогда не знали, и это была странная сторона. Странный мир, в котором он обретался. Он мне много про них рассказывал. Некоторые из них сидели на наркоте, у других имелись какие-то темные делишки в прошлом, и кое-кого из них он побаивался. Он считал их опасными, и, судя по тому, что он мне рассказывал, все обстояло именно так. И это ему в них нравилось.
— Господи, Джеки…
— Маккой сказала мне, что незадолго до того, как Кид погиб, с ним была женщина. У него в квартире. Вероятно, это была одна из его Команды. И я думаю, что она его убила. Я хочу попробовать разыскать этих женщин, узнать, кто они такие. Выяснить, кто из них действительно опасен. Кто из них был способен его убить. У кого был мотив, была возможность. А потом я пойду к Маккой, имея доказательства, и все ей выложу. И если я ошибаюсь, если он действительно покончил с собой, то одно это уже будет кое-что. Тогда, может быть, я сумею это понять.
Дом молчал. Сказать ему, похоже, было нечего, и Джек проговорил:
— Я начинаю думать, что, когда становишься старше, у всех происходит одно и то же — окончания, завершения. Все заканчивается так или иначе. И я даже не ищу счастливого конца, потому что, если задуматься, счастливого конца не существует. Я просто ищу окончания, Дом. Вот и все, чем я занимаюсь.
— Пообещаешь мне кое-что? — спросил Дом, хмурясь сильнее обычного. Когда Джек кивнул, однорукий мужчина, стоявший перед ним, сказал: — Я, может, старее последнего дерьма, но пока еще кое-что знаю насчет улиц. Так что позволь мне выручить тебя, если попадешь в беду.
— В беду? — Старательно изображая Богарта, [39] Джек подмигнул и сказал: — Беда — мое второе имя. — Но, заметив, насколько серьезен Дом, он положил руку на плечо старика и медленно произнес: — Всю мою жизнь вокруг меня умирали люди, которых я любил. И я никогда не мог понять почему. Они умирали, а я оставался жив. Хотя бы раз я хочу понять почему. Если ты готов мне помочь, старый поганец, я согласен. Еще как согласен.
Стоя перед домом номер четыреста восемьдесят семь по Дьюэйн-стрит, Джек думал только об одном — о том, что он ошибся адресом. Солнце, клонившееся к закату, светило ярко, заставляло щуриться. Джек сжимал в руке конверт, отправленный Кидом по почте. Он опустил глаза и снова прочитал обратный адрес. В третий раз сравнил его с тем, что был указан на стене двадцатиэтажного красно-кирпичного дома, и в третий раз понял, что не ошибается. Тогда Джек поднес палец к кнопке, рядом с которой красовалась табличка «Управляющий», и позвонил.
Через несколько минут ко входу в подъезд подошел управляющий. Он вышел не из парадной двери, а из-за угла. Разговаривал он с легким акцентом. Джеку сначала показалось, что он русский. Комбинезон у управляющего был запачкан краской. Из верхнего кармана торчала потрепанная обложка карманного издания книги Беккета «Неназываемый». Управляющий явно хотел побыстрее вернуться к прерванному занятию — то ли к работе, то к чтению редкостно заумной книжки.
Джек несколько раз отрепетировал в уме то, что будет говорить. Один раз он даже проиграл всю сцену перед зеркалом у себя в ванной, но теперь, когда он начал переносить свой замысел в реальную жизнь, все звучало натужно, глухо. Он надеялся, что всему причиной как раз то, что он слишком много репетировал.
— Я понимаю, так не принято, — сказал Джек управляющему. — Но я прочел в газете про самоубийство.
— Да, жуткое было дело, — сказал управляющий. Слово «жуткое» он произнес так, что Джек уверился: акцент у него все-таки русский. — Я тут был. Вы репортер?
Джека так и подмывало ответить «да» и разыграть новую сценку, но он уже решил, что будет придерживаться прежнего плана, а там посмотрит, как пойдет дело.
— Нет, — сказал он. — Гораздо хуже. Я — ньюйоркец. Всегда мечтал здесь поселиться, вот и подумал: квартира-то теперь, наверное, свободна.
— Хотите, чтоб я вам показал квартиру того парня, что погиб? — фыркнул управляющий.