Есть! Сто тридцать семь по Грин-стрит — да ведь это же адрес спортзала, фитнес-центра «Хэнсон», где он встречался с Брайаном, где работал Кид. На нижнем этаже этого здания располагалась художественная галерея, в окне которой лежала тонна песка. «Она не закрыта, эта галерея, — подумал Джек. — Этот песочек — произведение искусства».
Для случайного совпадения это было слишком здорово. Это наверняка была та самая женщина. Джек снова прочел ее имя и фамилию. Грейс Чайлдресс. Да, Грейс почти наверняка была третьим членом Команды.
Она была Новенькой.
Окно галереи «Вагоннер» все еще было наполовину засыпано песком. Джек немного постоял перед окном, разглядывая его, и понял, что мог бы простоять здесь до конца своей жизни, пытаясь догадаться, что бы это могло означать, поэтому он просто открыл дверь и вошел.
Художника, чьи произведения выставлялись в настоящее время, звали Пинкни Уоллес. Порывшись в каталогах, Джек выяснил, что материалом для произведений этого автора служит почва — песок, земля, глина, трава. Его работы были представлены в просторных помещениях первого этажа. Здесь расположились, наверное, штук двадцать больших стеклянных ящиков, похожих на аквариумы. Внутри каждого ящика находилась маленькая песчаная дюна или горка земли. Один стеклянный ящик был поделен на две ровные половины. Одна половина была совершенно пуста, вторая до краев набита скошенной травой. Джек смотрел на эту траву, когда услышал позади женский голос.
— Нравится?
Джек обернулся и понял, что пришел в правильное место. Женщина, обратившаяся к нему, была абсолютно сногсшибательна. Небольшого роста (скорее всего, пять футов и четыре дюйма), но при этом она почему-то казалась высокой; ее правильная осанка и идеальная фигура словно прибавляли ей несколько дюймов в высоту. Волосы у нее были подкрашены хной до искристо-медного цвета, и казалось, ее тело наделено только этим ярким цветом — кроме, конечно, ярко-синих глаз и очков с толстыми стеклами в медно-красной оправе. Все остальное было черным: черный трикотажный топ, поверх него — легкая черная блузка, короткая черная юбка, черные колготки, черные ботинки до середины щиколотки. Тонкие губы, натянутая улыбка, создающая ощущение уверенности пополам с ранимостью. Джек был потрясен ее красотой.
— Я этого не понимаю, — признался он, указав на стеклянный ящик и траву.
— Это постмодернизм, — сказала женщина. — Тут не может быть понимания. Только смятение чувств.
— А-а. Ну, вот это мне как раз знакомо. — Джек протянул ей руку. — Вы — Грейс Чайлдресс, да?
Она кивнула, подала ему руку. Ее рукопожатие было крепким и решительным, и Джек ощутил нечто вроде удара током, как при встрече с Гробовщицей и Затейницей. Правда, эта женщина была гораздо милее. Она излучала такую же ауру чувственности, как другие, но при этом от нее не веяло опасностью и не возникало ощущения, что ты стоишь на краю пропасти.
— Меня зовут Джек Келлер, — продолжал он. По всей видимости, его имя ей ни о чем не говорило, поэтому он выстрелил наугад. — Я — Мясник, — добавил он, и явно не зря.
Он заметил, как она прищурилась и склонила голову набок.
— Чем могу быть вам полезна? — спросила она.
— Я друг Кида Деметра. Пытаюсь понять, что с ним произошло.
— Он умер.
— Да, я знаю, — сказал Джек. — Я хотел сказать, что пытаюсь понять, каким образом. И почему.
— Мы знаем, как это случилось, верно?
— Знаем?
— Да, — сказала она. — Его кто-то убил.
Пару секунд Джек не сводил с нее изумленного взгляда, а потом не совладал с собой и улыбнулся с огромным облегчением.
— Вы не могли бы повторить это еще раз?
— Кто-то его убил. Я думаю, это совершенно очевидно. А вы?
— Да, — ответил Джек. — Я тоже так думаю.
Они пошли поесть в «У Джерри», незатейливый ресторанчик на Грин-стрит, специализирующийся на еде, приготовленной на гриле.
— Новенькая, вот как? — удивилась Грейс. — Весьма обтекаемо.
— Думаю, ваше прозвище впоследствии изменилось.
— Что ж, каким бы оно ни стало, надеюсь, это было что-то получше Новенькой.
— Несомненно, — кивнул Джек. — Вероятно, он стал называть вас Целью.
Глаза Грейс сверкнули, она опустила голову.
— Нет, — сказала она. — Это была не я. Кид рассказывал мне о Цели. Это была какая-то женщина из его прошлого. Кто-то… ну, давайте скажем так: он просто рассказывал мне о ней. Мне не очень ловко раскрывать его тайны. Даже теперь.
— Мне он тоже говорил о ней, — сказал Джек. — Но еще он говорил, что познакомился с какой-то женщиной, которая могла бы стать Новой Целью. Я думаю, это могли быть вы.
— Почему вы так думаете? — спросила Грейс.
— Просто догадка. Он мне кое-что рассказывал… и мне кажется, вы соответствуете описанию.
Джек поднял руку и, когда подошел официант, заказал себе второй бокал пива. Он посмотрел на Грейс, но та покачала головой. Она еще первый не допила.
— А знаете, откуда взялось это прозвище — Цель? — спросил у нее Джек.
— Нет.
— Есть такое высказывание: «Топика — это деревня, Кливленд — это город, а Рим — это Цель».
Она улыбнулась печальной улыбкой и покачала головой.
— Не знаю, я это или нет, но он не всегда меня идеализировал и смотрел на меня глазами, полными слез.
— Но, может быть, его характеристика точнее, чем вы думаете?
— Нет. Поверьте мне. Я разбрасываю вещи, я грызу ногти, я натворила много всякого того, чего не следовало творить. И до сих пор творю. Я совершаю множество ошибок.
— Возможно, они его не волновали.
— Нет, он их просто не замечал. Не хотел их видеть.
— А как вы с ним познакомились?
— Он остановил меня на улице. Я шла в галерею, а он направлялся в спортзал. Я его отшила — я не любительница знакомиться на улице, — но Кид оказался необыкновенно настойчив. Он стал приходить в галерею, мы с ним разговаривали, а потом как-то раз вечером я пошла в клуб с подругой, и он оказался там. Он был один, было довольно поздно — два или три часа ночи, и у него был какой-то расстроенный вид. Я спросила у него, в чем дело, а он сказал, что с кем-то поссорился. Повздорил. Он не захотел рассказывать мне, в чем было дело, но выглядел настолько жалким, что трудно было его бросить. В итоге мы с ним проговорили почти всю ночь. А потом… Ну, вы же знаете, как это бывает.
— Он так и не рассказал вам потом, что это была за ссора? Или — с кем?
Она ответила не сразу.
— Я вам уже говорила. Мне не очень удобно раскрывать его тайны.
— А у него было много тайн?
— У каждого человека полно тайн, правда?