— Каждый день, — эхом отозвался Грэнвилл.
— Мне столько хочется ей рассказать! О своих победах. О поражениях. Сейчас, правда, больше о поражениях. А ее нет со мной…
— И никогда больше не будет, — тихо произнес Карл. — Я знаю.
Какое-то время они молчали. Что-то изменилось в их отношениях. Они стали ближе. Тонни заговорила первой:
— Да, кстати, как ты на днях отпраздновал? Я о твоей книге.
— Так и не получилось.
— Несправедливо.
— Точно, — согласился молодой человек.
Через несколько минут Тонни закончила работу, попрощалась с коллегами, и вскоре молодые люди уже катили в такси домой. К тому времени как машина пересекла Сорок четвертую улицу, они слились в страстном объятии, лихорадочно целуя друг друга.
— О господи! — вырвалось у задыхающейся Тонни. — Я опять наступаю на те же грабли.
— Ты о чем? — спросил Карл, его грудь вздымалась.
— Я влюбляюсь в неподходящих мужчин.
— Да что ты говоришь!
— Нет, просто… они всегда причиняли мне боль.
Грэнвилл пристально посмотрел девушке в глаза.
— Давай договоримся. Я никогда не сделаю тебе больно, если только ты не будешь пытаться меня переделать.
— А зачем мне тебя переделывать?
— Обычно все пытаются. Так что, по рукам?
— Ты ведь знаешь, что да, Карл, — тихо произнесла она, вновь обнимая его.
— Зови меня Грэнни.
— Хорошо… Грэнни.
Оставшуюся дорогу они не проронили ни слова.
Когда они добрались до дома, девушка поднялась в свою квартиру, чтобы принять душ, а Карл забежал к себе за шампанским, которое все еще стояло в холодильнике, и за стаканами. Когда он открывал дверь, то вдруг испугался, что сейчас на кухне увидит Гарри Вагнера, занятого приготовлением изысканной жратвы. К счастью, его там не было, и Карл, взяв все, что нужно, поспешил наверх.
Тонни не заперла дверь специально для него. Ванная была закрыта, и Карл услышал звук льющейся воды. Уродливое кресло стояло в том же углу, где они его поставили. Повсюду все так же громоздились коробки. Грэнвилл прошел на кухню, откупорил бутылку и разлил шампанское по бокалам. Поднял свой и мысленно пожелал здоровья Мэгги Петерсон. Затем выпил за себя, свой талант и удачу.
— Я решила вместо душа принять ванну, — прокричала Тонни сквозь шум воды — А мне сюда можно шампанское?
— Думаю, это не возбраняется, — ответил Карл. Держа ее бокал, он подошел к двери, распахнул ее и чопорно сообщил: — Шампанское для мадам.
Тонни лежала в ванной голая, ее кожа порозовела и влажно блестела. Девушку нисколько не смущала собственная нагота — тело Тонни было прекрасно. На какую-то секунду Карл замер, любуясь зрелищем и вдыхая экзотический аромат масла для ванн.
— Ты всю ночь будешь вот так стоять и глазеть, — спросила Тонни, — или все-таки присоединишься ко мне?
Через несколько мгновений она, расплескивая воду, хохоча и отбиваясь, была в его объятиях. Карл тоже хохотал. Давно он так не смеялся! А затем веселье сменили вздохи и долгие стоны. Девушка оказалась сверху, и мучительно медленно опускалась все ниже, пока он не проник в нее глубоко-глубоко. Они слились в одно целое и не спешили двигаться, желая продлить ощущение. И оно длилось до тех пор, пока никто из них не мог больше ждать ни секунды. Вода остыла, но они ничего не замечали. Они чувствовали только друг друга.
Конечно, Карл знал, что это не любовь. Господи, любовь, ведь они едва знакомы! Но то, что произошло между ними, не было просто случайным сексом.
Скорее чем-то особенным.
Грэнвилл отнес девушку в постель, и все началось снова и продолжалось до самого рассвета, окрасившего небо за окном в пурпурный цвет. Казалось, нельзя хотеть друг друга еще больше, но для Карла и Тонни невозможное стало возможным.
В такую необыкновенную ночь все возможно, решил Карл.
На следующее утро дневник показался Грэнвиллу совершенно неразборчивым. Будто его писали на иностранном языке. Молодой человек никак не мог сосредоточиться. Черт, да он не мог сфокусировать взгляд на бумагах! Карл просто сидел за столом, уставившись невидящими глазами в неразборчивые каракули, ничего не понимая. Голова раскалывалась от боли, во рту словно кошки нагадили. А мысли постоянно возвращались к девушке. К ее телу, запаху, вкусу…
Душой Карл все еще был наверху, в благоухающих объятиях Тонни.
Когда он проснулся, она уже убежала, оставив на подушке записку: «Грэнни, я спешу на занятия. Не хочу тебя будить — что-то ты совсем замученный на вид! Пожалуйста, запри за собой дверь. Тонни». Рядом с посланием лежал ключ.
Ухмыляясь, Карл натянул джинсы и рубашку и побрел вниз, в свою квартиру. Там он обнаружил Гарри Вагнера, готовящего тонкие золотистые кукурузные лепешки с яйцами и икрой. Грэнвилл проглотил изысканное кушанье, принял душ, побрился и теперь тупо смотрел на дневник, а рядом ждала своей очереди папка с листами, исчерканными пометками Мэгги. Гарри, как обычно, уселся на кровать. Сегодня на нем был светло-серый костюм из шелковой ткани в «елочку».
— У тебя хорошо получается. Прекрасный темп. Тобой весьма довольны.
— Рад за них, кем бы они ни были, — проворчал Карл, откидываясь на спинку вращающегося кресла.
— Знаешь что? — сказал Вагнер и встал с кровати. — Почему бы нам сегодня не устроить выходной? Просто поработай с правкой Мэгги.
— Гарри, ты воплощенное добросердечие! — благодарно произнес Грэнвилл.
— Признаюсь честно, Карл. Можно сказать, что у меня совсем нет сердца, но ты мне почему-то нравишься. Ты мастер своего дела, а я восхищаюсь профессионализмом.
«Ты тоже профессионал, Гарри, — подумал Карл. — Вот только в какой области?»
— Но иногда одного профессионализма мало, как ты думаешь? — заметил Гарри. Карл ничего не сказал в ответ, и Вагнер продолжил: — Иногда важно просто быть самим собой.
— Точно, — согласился Карл. — А кто тогда ты, Гарри?
— Сейчас речь не об этом. Мне известно, кто я, и менять что-либо уже поздно. Я говорю о тебе.
— Не обижайся, но, думаю, ты понятия не имеешь, кто я или что я.
— Я знаю, что за тобой нужно присматривать.
— Я сам о себе позабочусь.
— Не спеши сказать «нет». Присматривать за людьми — моя специальность, и я сейчас предлагаю то, что мне предложить не просто.
— И что же? — спросил Грэнвилл.
— Свою дружбу.
Карл задумался. Человек, который сейчас стоял рядом, угрожал ему. Причинил боль и вызывал глубокий, животный страх. Но, каким бы странным, а может, и глупым это ни казалось, Карл доверял Гарри.