— Господи. — Он подался к ней, и на его лице она прочитала искреннее участие. — Ты вообще-то смотрела на себя в зеркало? До чего ты себя довела? Одежда на тебе висит, и похоже, что ты не спала несколько недель… Последнее время ты жила в страшном напряжении. Тебе не кажется, что надо сменить обстановку и прийти в норму?
— Я отлично себя чувствую, спасибо.
Джорджия поблагодарила Дэниела за ланч, схватила сумку и, не оглядываясь, вышла из кафе Мика.
* * *
Спустя полчаса Джорджия шла к палате Ли и, несмотря на наконец-то высказанное Дэниелом желание помочь, все еще злилась. До чего такого она себя довела? И вообще к чему эти разговоры об отдыхе, когда он сам черт знает на кого похож? Пусть сам меняет обстановку и поправляет собственное здоровье, черт бы его побрал.
Помахав рукой доктору Офиру, который зашивал ей ладонь после авиакатастрофы, Джорджия пошагала дальше по больничному коридору, недоумевая, куда подевался высокий полицейский, который охранял палату Ли. Стула тоже не видно. Джорджии запомнилось скучающее лицо исчезнувшего телохранителя. Она постучала в дверь и вошла, услышав звонкий женский голос:
— Входите.
Вошла и остановилась как вкопанная.
Кровать была застелена, а Ли и след простыл, вместе с ним исчезли замусоленные журналы. Возившаяся в палате медсестра оказалась Джилл Ходжес, которая приветствовала Джорджию милой гримаской:
— Понимаю. Вас тоже провели. Еще минуту назад он был тут, и вот его нет. Он исчез пару часов назад. И никто не знает куда.
— А как же его раны? — воскликнула Джорджия. — Ему необходимо быть в больнице.
— Только не ему.
Вытащив телефон, Джорджия убедилась, что номер Ли не стерт, и набрала его. Ей ответил монотонный женский голос: «Абонент временно недоступен. Пожалуйста, перезвоните позднее». Неожиданно Джорджия вспомнила, как он сказал, что машина в полном ее распоряжении, и ощутила в груди комок страха, мешавший ей дышать. Он уже тогда все продумал… поэтому сказал, что «мицубиси» в ее распоряжении. Он знал, что сбежит.
— Он вызвал такси? — У Джорджии прерывался голос. — За ним кто-то приехал? Вы кого-нибудь видели?
Если Джилл Ходжес и сочла ее вопросы странными, она не подала виду.
— Черный «мерседес». С тонированными стеклами. Чертовски дорогая машина, скажу я вам.
Не может быть, чтобы кто-то из банды Ченов, подумала Джорджия. Они разбежались кто куда, одни подались на юг, другие в Фучжоу. Наверное, один из криминальных приятелей Ли заехал за ним. Или он сам арендовал бросающийся в глаза автомобиль. Наверное, это тоже связано с гуанси. Возвращение давнего долга.
Сбитая с толку Джорджия оглядывала стерильно чистую больничную палату в надежде найти ключ к решению очередной загадки.
— Я даже не попрощалась, — жалобно проговорила она.
Джилл Ходжес порылась в кармане халата:
— Он кое-что оставил для вас.
И она положила в ладонь Джорджии что-то тяжелое, металлическое.
Это были часы фирмы «Таг Хойер».
Немного успокоившись, Джорджия примерила часы — они держались только около локтя, но ведь браслет можно поменять у ювелира или часовщика — и повела «мицубиси» Ли через Казуар-Крик. На сей раз ручей ничем не напоминал бурлящий поток, так, прозрачная речка, на дне мягкий ил и камни. Две недели прошло с тех пор, как Джорджия мчалась на аэродром после похорон Тома. За эти две недели она узнала, что когда человека убивают, то в отличие от кино это навсегда, он падает и больше не поднимается, и когда пуля летит около головы, то не слышно свиста, а кажется, будто щелкнули кнутом.
Джорджия научилась лгать, стрелять, убивать, узнала, как далеко она может зайти в своей верности.
Далеко, подумала она, увеличивая скорость на спуске. Я лгала, чтобы защитить маму и Ли. И вновь сделаю то же самое, если придется.
Джорджия уже подъезжала к аэродрому, когда зазвонил мобильник Ли, и она едва не свалилась в кювет, торопясь ответить на звонок.
— Ли? — спросила она и затаила дыхание.
— Родная, это я.
Пораженная тем, как сильно она разочарована, Джорджия ответила:
— Да. Привет, мама.
— Все в порядке?
Свернув вправо, чтобы объехать яму, она сказала:
— Конечно в порядке.
— А почему у тебя грустный голос?
— Совсем не грустный! Просто… ну…
Она не могла передать словами ощущение невосполнимой потери, которое не отпускало ее. Наверное, она всегда будет испытывать что-то подобное к мужчине, который спас ее из горящего самолета, взял на себя поиски ее матери, получил за это две пули, а потом поцеловал ей ладонь и исчез из больницы, даже не попрощавшись.
Послышался легкий перезвон — наверное, сережки Линетт стукались о трубку.
— Ты еще собираешься сегодня ехать к Шведу?
— Да. И вернусь завтра. Скорее всего, к вечеру. Мне хочется самой половить рыбу. Может, привезу тебе барамунду.
— Родная, это было бы чудесно. Я целую вечность ее не ела.
Джорджия выключила телефон, выехала на подъездную дорогу к аэродрому, припарковалась и вылезла из машины. После «мицубиси» с кондиционером воздух показался ей тяжелым и горячим, как бурлящая лава, так что Джорджия засомневалась, есть ли в нем кислород, и ей пришлось постоять немного, держась за машину, чтобы привыкнуть к запаху топлива и недавно скошенной травы. Боже, ну и жара.
Оттолкнувшись от машины, Джорджия пересекла стоянку в направлении офисов «SunAir». Она видела ровный ряд легких самолетов, стоявших недалеко от взлетной полосы. В одном из «Пайперов» пилот склонился над картой, разложенной на соседнем сиденье. Еще один «Пайпер» готовился к взлету. Когда заработал мотор, он начал движение к взлетной полосе, а у Джорджии появилось острое ощущение дежа вю, и ей срочно захотелось в туалет. Она помчалась в дамскую комнату, на бегу заметив в окне офиса испуганное лицо Бекки, и когда она вновь появилась, та уже стояла на ступеньках.
— Как ты?
Со времени их последней встречи Бекки совсем не изменилась, вокруг опухших глаз пролегли темные круги.
— Хорошо. Спасибо.
Разве приступ диареи может сравниться с потерей мужа?
— Летишь куда-нибудь?
Джорджия поднялась по ступенькам.
— Я хотела кое-что уточнить насчет того дня, не возражаешь?
Бекки пропустила ее в офис.
— Что проверить?
— Записи того дня. Кто летал, куда и когда?
Бекки остановилась посреди офиса. Луч солнца еще сильнее оттенил черные подглазья, провалившиеся глаза.