— Джо очень хорошо знает, когда с людьми может случиться беда. После бурана он заходил в сторожку, — Демарко показала на один из черных квадратиков, которыми на карте обозначались строения или их остатки, — и убедился, что туда кто-то не так давно наведывался… Ваша сестра любит „M&Ms“, верно? И курит „Мальборо“?
Да, про себя сказала Эбби, но с упрямым цинизмом вслух произнесла:
— Моя сестра не единственный человек в мире, который курит именно эти сигареты и балуется именно этими шоколадными шариками.
Демарко достала из ящика стола небольшую пластиковую коробочку и протянула Эбби:
— Это мы тоже там нашли.
Секунду Эбби казалось, что у нее галлюцинация. В коробочке лежало ее собственное ожерелье, которое она купила на деньги бабушки Розы на свое шестнадцатилетие. Тоненькая серебряная цепочка с капелькой бирюзы. Эбби не носила его уже несколько лет и понятия не имела, где оно находится. Лиза имела обыкновение брать его без спроса, чем доводила Эбби до бешенства. Похоже, на этот раз произошло то же самое. Интересно, когда сестра стащила ожерелье — недавно или много лет назад, еще ребенком?
— Это Лизина вещь?
— Вообще-то она моя, но вам, наверное, все равно, — сказала Эбби сухо.
Демарко кивнула и сунула украшение в ящик. Эбби хотела попросить отдать его ей, но поняла, что придется подождать, пока Лиза не подтвердит ее заявление.
Демарко вернулась к карте:
— Потом она должна была отправиться вот сюда, но похоже, не дошла. В эту сторожку никто не заходил с осени.
Эбби провела пальцем по карте: добрых восемьдесят километров по долинам, через озера, леса и горы.
— Не могла же она проделать этот путь за один день.
— Она ночевала в пути.
В глазах Эбби, наверное, мелькнуло недоверие, потому что Демарко добавила:
— Между сторожками давно проложена лыжня. Посмотрите, можно совершить небольшой крюк и вернуться в Лейкс-Эдж. Всего-то каких-нибудь три-четыре дня пути. Насколько мне известно, после поездок, особенно в Фэрбенкс, она частенько делает подобные вылазки. Джо говорит, она любит проветриваться.
Судя по всему, Лиза совершенно не изменилась. Эбби помнила, как, придя из школы, она бросала портфель в кухне и исчезала в саду. В теплое время года сестра забиралась в шалаш на дереве и по крайней мере полчаса отсиживалась там, прежде чем с кем-то заговорить. Эбби считала Лизу не от мира сего, для отца ее поведение было непостижимым, а мать называла девочку необыкновенным ребенком.
— Джо говорит, Лиза вернулась из Фэрбенкса в пятницу, значит, можно предположить, что она ушла из дома в субботу утром, очевидно забыв, что вечером того же дня собиралась с ним встретиться.
Эбби подошла к окну. На город опускался вечер, и улица казалась совершенно безликой. Возможно, утром, когда вернутся люди, отправившиеся на поиски, картина не будет столь безрадостной. Она вздрогнула, когда зазвонил телефон.
Демарко взяла трубку.
— Алло! Говорите громче… Что вы обнаружили? Господи… — Прижав телефон к уху, она вновь расстелила на столе карту. — Это же за много километров отсюда.
Наступила долгая пауза.
— Да-да, конечно. Договорились.
Опустив трубку на рычаг, она с мрачным видом склонилась над картой.
— Что случилось? Нашли Лизу?
Демарко подняла голову и в упор посмотрела на Эбби.
— Да, кое-что нашли… Но это очень далеко от того места, где пропала ваша сестра… — Она замялась и отвела глаза.
— Что нашли?
Демарко начала медленно сворачивать карту, не глядя на Эбби.
Эбби не понравилась такая уклончивость. Она взяла кружку, но поняв, что кофе остыл, снова поставила на подоконник.
— Мисс Макколл…
— Называйте меня Эбби.
— Эбби, я тут подумала, что вы сможете переночевать в домике своей сестры. Здесь недалеко, я вас подброшу. А завтра, когда отдохнете, мы снова встретимся, хорошо?
Эбби вышла за Демарко в холодную неуютную тишину, глядя на ее прямую спину. Женщина легко ступала по снегу, глаза заблестели, на губах появилось некое подобие улыбки. Эбби поняла — это всплеск адреналина.
Лизино жилище выделялось из массы других сборных типовых домов. Она жила в бревенчатом, обычном для этих широт домике. На покрытой снегом крыше высилось с десяток черных, размером с тарелку для супа, приемников солнечной энергии, обращенных в небо. Четыре года назад их не было, и Эбби не могла представить, для чего они там установлены.
Демарко отдала ей ключ от входной двери с брелоком в виде оленя.
— Люди здесь обычно не запирают входные двери, но ваша сестра — исключение. У Дианы хранится запасной ключ. — Демарко внимательно посмотрела на Эбби. — Она хозяйка „Северного оленя“ и Лизина подруга. Вы ее помните?
— Не очень, — Эбби съежилась от страха. — Я ночевала там всего пару раз. — Она отвернулась, чтобы скрыть краску стыда при этом воспоминании: Диана входит в номер, чтобы поменять постельное белье, и застает их с Кэлом в постели. Группа вернулась из экспедиции накануне вечером. Он собирался остановиться у друзей, но поздно ночью прошмыгнул к ней в комнату. Они только-только оторвались друг от друга, отдыхая после бурной ночи любви: взмокшие волосы, блуждающие глаза. Диана, бросив взгляд на парочку, швырнула чистые простыни на пол и вылетела из номера, гневно хлопнув дверью.
— Сами справитесь? — прервала ее воспоминания Демарко, не выключая мотор.
Эбби кивнула и выбралась на морозный воздух. Джип тут же рванул с места и, взметая снег, скрылся из виду на скорости раза в три выше той, на которой они ехали к дому.
Мороз не ослабевал. Еще не стемнело, а на чистом небе одна за другой начали появляться звезды. Эбби взяла сумку и поставила на широкий помост перед домом. По одну сторону входной двери стояли скамейка и небольшой круглый стол с ржавой консервной банкой, которую Лиза приспособила под пепельницу: в ней было полно окурков. Четыре года назад сестра так хотела бросить курить! У Эбби закружилась голова от вновь нахлынувших воспоминаний.
Эбби ощутила миниатюрное упругое тело сестры, которую крепко обняла, когда четыре года назад прилетела в Фэрбенкс, почувствовала запах ее волос — Лиза пользовалась апельсиновым шампунем. У нее был звонкий заразительный смех, люди смотрели на них и улыбались: так было всегда, когда их видели вместе. Согреваясь в лучах сестры, Эбби тоже хохотала. Лиза находилась рядом, будто не было четырех лет молчания.
Сердце отозвалось глубокой тянущей болью, будто чья-то гигантская рука сжимала грудь. Она не могла поверить, что с Лизой случилось что-то ужасное. Жизнь била в ней ключом, ее невозможно представить мертвой — нужно все время об этом помнить, иначе сердце расколется, как кубик льда под каблуком.