Парень отшвырнул бычок и засунул руки в карманы. Впечатляющее спокойствие. Пожалуй, он вздрючил бы Скинфлика, если бы тот был один, но он был не один.
— Я скажу Пьетро, и он вколотит твою башку тебе в задницу так глубоко, что ты разглядишь собственные кишки! — заорал Скинфлик.
— Это вряд ли, — сказал я, опуская руку ему на плечо. А затем парню: — Он малость перебрал.
— Я вижу.
Скинфлик скинул мою руку:
— Да пошли вы оба!
Я намертво стиснул его предплечье.
— Уже там, — говорю. — Можешь нас поздравить.
— Мудак, — процедил он. И парню с угрозой: — Только попробуй ее обидеть.
У того хватило ума промолчать, а я потащил Скинфлика обратно.
Я усадил его за наш стол и заставил проглотить две таблетки зенакса. Лишь убедившись, что они подействовали, я смог вернуться на свой наблюдательный пост, откуда был хорошо виден секстет.
В девять вечера музыканты закончили, давая возможность людям потанцевать с помощью диджея. Поднявшись со своих мест, они принялись паковать свои инструменты и пюпитры.
Я приблизился к сцене. Магдалина вспыхнула и отвела взгляд, зачехляя свою виолу.
— Привет, — говорю.
Она застыла, все уставились на нас.
— Я могу с вами поговорить? — спрашиваю.
— Нам не разрешают разговаривать с гостями, — отвечает виолончелистка с выпирающей нижней челюстью.
— Может, я тогда вам позвоню? — спрашиваю Магдалину.
Та мотает головой.
— Нет, извините.
Так я первый раз услышал ее акцент.
— А если я дам вам свой номер? Вы мне позвоните?
Она подняла на меня глаза:
— Да.
Пока я стоял в ступоре, ко мне подвалил — кто бы вы думали? — Курт Лимми.
— Нужна помощь?
— Я и не знал, что тебя позвали на свадьбу, — говорю.
— Пришел поддержать Скинфлика. Ему, бедняге, несладко.
— Я в курсе. Весь вечер не отхожу от него.
Лимми пожал плечами:
— А я только освободился. Драл его тетку в биотуалете.
— Ширл?
— Ну, — неохотно признался он.
— Я ей не завидую. Надеюсь, она была пьяна.
Вообще-то мне было по барабану. Любовь витала в воздухе.
Следующие три дня я провел в спарринге с боксерской грушей в ожидании ее звонка. Когда вместо этого позвонил Дэвид Локано и предложил с ним встретиться в русских банях на Десятой улице в Манхэттене, я даже обрадовался — хоть какое-то дело.
В последнее время Локано регулярно пользовался банями, полагая, что фэбээровцы не станут устанавливать в парной «жучки», поскольку от них там будет мало проку. Я не разделял его оптимизма — это было до 11 сентября, когда некомпетентность фэбээровцев стала всем очевидна, — но помалкивал в тряпочку.
Вообще-то мне в парной понравилось. Грязновато, зато чувствуешь себя этаким римским патрицием.
— Адам собирается снять отдельную квартиру в Манхэттене, — начал Локано, перепоясанный полотенцем, весь какой-то поникший, даже подавленный.
— Да, — говорю, усаживаясь рядом. — Я слышал.
— И ты мне ничего не сказал?
— Я думал, вы в курсе.
— Ты эту квартиру видел?
— Да, мы вместе ее посмотрели.
Его это резануло.
— Почему он мне ничего не сообщил?
— Не знаю. Спросите его.
— Как же. Из него лишнего слова не вытянешь.
— У него сейчас такой период.
Что было правдой. Скинфлик проводил все время в компании Курта Лимми, но меня это мало трогало. У меня своих проблем хватало. А то, что он взбунтовался против меня и собственного папаши, мне даже льстило. Значит, я был для него авторитетом, как раньше таким авторитетом для меня был он.
Однако у Локано был свой взгляд на вещи.
— А все этот мудак Курт Лимми, — заявил он. — Он хочет втянуть Адама в наш бизнес.
— У Скинфлика не хватит пороху, — возразил я.
В ответ он неопределенно мотнул головой. Похоже, я его не убедил, да я и сам не был в этом убежден.
— Я бы не хотел, чтобы это произошло, — заметил Локано.
— Я тоже.
Он понизил голос:
— Ты же понимаешь, в этом случае ему пришлось бы кого-то убрать.
Я выдержал небольшую паузу.
— А если попробовать откосить? — спрашиваю.
— Не морочь мне яйца. А то ты не знаешь, что откосить невозможно.
Да, я знал, но услышать это от него... У меня по спине пробежали мурашки.
— И что же нам делать? — спрашиваю.
— Мы не позволим, чтобы ему кого-то заказали.
— Согласен, но как?
Локано, отвернувшись, что-то едва слышно произнес.
— Что вы сказали?
— Я хочу, чтобы ты убил Лимми.
— Не понял?
— Пятьдесят штук.
— Исключено. Даже не обсуждается.
— Сто штук. Или назови свою цену.
— Без меня.
— Не только ради Адама. Лимми головорез.
— Ну и что? Мне какое дело?
— Хладнокровный убийца.
— Например?
— Он выстрелил в лицо продавцу из бакалейной лавки в русском квартале.
— Выполняя заказ?
— Какая разница?
— Большая. Вы говорите, что Лимми кого-то зверски убил лет пять назад? За это его стоило бы посадить на электрический стул или хотя бы в камеру-одиночку. Но это еще не дает мне право его убивать. Так же, как и вам. Если у вас накипело, сообщите в полицию.
— Я не могу этого сделать, сам знаешь.
— И я не могу убить кого-то только потому, что он плохо влияет на Скинфлика. А кого вы бы убили по заказу?
Голос его стал жестким.
— Не твое собачье дело.
— Ладно.
— Какая муха тебя укусила? — Он помолчал. — Я слышал, вы с Лимми беседовали на свадьбе Дениз.
— Тридцать секунд. Обменялись оскорблениями. Ненавижу этого козла.
— Адам его боготворит. Из-за него он сядет или того хуже.
— Раньше надо было думать. Лет двадцать назад.
А что тут скажешь? Отец моего лучшего друга. Который стал мне почти отцом. При таких отношениях можно и огрызнуться.