Он поблагодарил, прекрасно понимая, что я пришла не ради бесед об архитектуре. И вежливо — да и кто бы стал грубить монахине? — осведомился о настоящей цели моего визита. Я ответила, что явилась от имени друга, человека, который ищет работу. Мужчины с ожогами. Мастер закатил глаза и ответил, что да, ходит тут один такой, каждый, простите за выражение, божий день глаза мозолит, но рабочих и без него в избытке. Вдобавок внешний вид его пугает остальных.
Я постаралась ответить самым сладким голосом, как бы специально предназначенным для разговоров о Боге.
— Но, разумеется, нельзя судить о человеке только по его внешности? Я точно знаю, что у этого человека прекрасная душа и большой опыт работы с камнем…
Старший мастер снова вежливо ответил, что в опыте твоем, похоже, оказался большой пробел, когда ты был каким-то там солдатом и даже наемником, если его догадка верна.
Я не стала подтверждать или отрицать его догадку, но весьма таинственно предположила:
— Иные солдаты воюют за Бога, но о деяниях их вслух не говорят… Итак, я спрашиваю вас снова: неужели при строительстве такой прекрасной церкви не найдется места для еще одного работника? Даже для такого, с пробелами в прошлом? Я лично поручусь за него!
Он смерил меня взглядом и поинтересовался, откуда я взялась. Я отвечала про Энгельталь, но умолчала, что уже не сестра там. Непонятно, произвело ли это хоть какое-то впечатление. Мастер явно слышал об Энгельтале. Он кивнул: дескать, посмотрю, что можно сделать, но обещать ничего не стану.
— Благодарю вас, что идете мне навстречу! Если вы найдете для него местечко, пожалуйста, не рассказывайте, что я тут побывала. Он гордый человек — и пусть лучше верит, что добился этого своим упорством.
Я поклонилась и на всякий случай добавила, что стану молиться за старшего мастера стройки.
Снова переодевшись в светское платье, я направилась прямо в церковь Святого Мартина, однако не за тем, чтобы молиться за мастера, как обещала. Я хотела помолиться за саму себя. Собственное жульничество, переодевание в монашескую робу, вызывало во мне угрызения совести. Визит в собор не дал мне успокоения. Я молила о знаке, но ничего не случилось.
Зато в тот вечер ты вернулся в дом уставший, но с улыбкой и весь в каменной пыли.
— Меня сегодня взяли!
Проходили недели, ты создал благоприятное впечатление на стройке. Когда работы в Святом Квинтине закончились, мастер рекомендовал тебя на строительство церкви Святого Штефана. Так продолжалось до зимы, ты переходил из одной церкви в другую. Заимел определенную репутацию и друзей, и каждый день так радовался, принося домой горсть монет. Я грела воду, наливала большое корыто и купала тебя. Ты был весь в шрамах и рубцах, а я все растирала, растирала твое тело, стараясь снять напряжение. Работа каменщика тяжела сама по себе, тебе же из-за ран приходилось туго вдвойне. Но с каждым днем ты делался сильнее. Я кормила тебя тем, что мы могли себе позволить, в основном картошкой, темным хлебом, дешевыми обрезками мяса и еще снедью, которую тайно приносила от бегинок.
Денег хватало только-только на оплату жилья. Хозяйка продолжала учить меня готовить и познакомила со своими приятельницами. Меня не сразу приняли: отношения с христианами у евреев Майнца всегда складывались непросто, до сих пор не забылись погромы, учиненные крестоносцами Эмиха, попытки изгнать всех евреев из города… Но поскольку евреи все равно здесь жили и работали, им приходилось пересекаться с самыми разными людьми. А про меня, должно быть, решили: раз я не навязываю свою религию, со мной можно общаться по-человечески.
Теперь у меня появились знакомые среди евреев, вдобавок к приятельницам-бегинкам, а ты общался со строителями по всему городу. Я перестала молиться о знаке, который бы подтвердил, что не напрасно я покинула Энгельталь. Теперь я и сама это знала.
По весне один из твоих знакомых каменщиков сделал необычное и неожиданное предложение. Он сказал, что «устал обучать малолетних болванов» и жаждет работать со взрослым мужчиной. И если ты согласишься на небольшую плату, он упросит гильдию каменщиков сделать особое исключение и взять тебя в подмастерья. Он предупредил, что это будет непросто и что теперешний доход твой упадет, зато ты получишь недостающие тебе бумаги. Мы раздумывали недолго — быстро поняли, что другого такого предложения тебе не видать. Было довольно сложно убедить гильдию, но все же они согласились. Так ты сделался самым великовозрастным подмастерьем в Майнце.
Ты погрузился в работу, уходил рано, приходил поздно. Делал все, что приказывали, никогда не жаловался и очень внимательно следовал всем инструкциям. Вдобавок у тебя был талант к работе по камню. Уроки, что давал тебе отец, за все эти годы не забылись.
Вера в лучшее будущее — изумительный дар! Денег у нас по-прежнему не было, однако мы начали обсуждать переезд в новое жилище.
— Может, в маленький домик?
У нас появилась мечта, а ведь это было очень важно, поскольку снижение доходов оказывало влияние практически на все сферы жизни, а самое заметное — на наше питание. Без «благотворительных пожертвований» от бегинок мы бы просто не справились.
В животах у нас было пусто, но мы гуляли по городу и выбирали дом, в который переедем. Когда-нибудь.
— Тогда, — обронил ты, — я попрошу тебя стать моей женой. И оказать мне огромную честь!
К несчастью, на этом рассказ о нашем прошлом прервался.
Я умолял сказать, действительно ли мы поженились, но Марианн Энгел ответила:
— Подожди и сам все узнаешь.
Я часто возвращался в больницу — мне продолжали делать реконструктивные операции. Теперь уже по большей части косметические: то были попытки улучшить скорее внешность, чем физическое состояние организма. Я спрашивал у Нэн, сколько еще предстоит пересадок, но она и сама не знала. Я спрашивал, насколько лучше я в итоге буду выглядеть, а она заявляла, что у всех пациентов бывает по-разному.
Мне все время казалось, что, несмотря на все заботы со стороны Марианн Энгел, отсутствие мое в крепости она воспринимала как желанную передышку, возможность поработать не отвлекаясь. Часто, вернувшись на такси после нескольких дней в больнице, я заставал ее на кровати — утомленную, все еще покрытую каменной пылью. В подвале же на меня косилось новое чудовище. Тогда я шел проверить плошки с водой и едой, которые оставлял перед отъездом для Бугацы, и они всегда оказывались пусты; подозреваю, псина проглатывала все, едва я выходил за дверь, но с этим ничего не поделаешь. В целом мои поездки в больницу были весьма кстати, потому что Марианн Энгел могла работать в мое отсутствие, а когда я возвращался — проводить больше времени со мной.
Впрочем, иногда она бралась за резьбу и не дожидаясь моего отъезда, и я все лучше учился заботиться сам о себе — и о ней. Она по-прежнему заставляла себя отвлекаться от работы и купать меня, но явно не любила такие моменты: чем дальше продвигалась работа над статуей, тем жестче она терла меня мочалкой. А закончив, вновь скрывалась в подвале, и я носил ей еду.