Фарух растерянно посматривал на хаотично разбросанные пятна палаток и тентов. Даже в густом мраке, который лишь изредка рассеивал слабый свет керосиновых ламп, в царящей над лагерем ночной тишине явственно ощущались страдания и безнадежность. Неестественную тишину лишь подчеркивали едва различимые звуки из радиоприемников, включенных в некоторых палатках. Большинство беженцев в конце концов сморил сон.
Среди каменных джунглей Бейрута сквер на площади Санай оставался одним из редких мест, где можно было увидеть зелень. Впрочем, назвать это место зеленым можно было только с большой натяжкой, поскольку даже в мирное время трава на газонах была выжженной и неухоженной. Когда же на юге страны началась война, сотни беженцев превратили сквер в свой дом, как и Фарух, которому не к кому было обратиться в этом городе. Точнее, теперь уже не было.
Он в последний раз затянулся сигаретой и потушил ее о землю. Похлопал себя по карманам и нашел пустую пачку. Он пожат плечами и, скомкав, отшвырнул ее в сторону. Потом поднял воротник пиджака и прислонился к низкой ограде сквера.
Вот до чего он дошел. Один и бездомный в чужом городе, тоже разрушенном войной, сидит под открытым небом на высохшей земле. Грядущий день нес ему еще меньше надежд, чем несчастным и измученным людям, чьи жалкие палатки заполонили весь сквер.
Он обхватил голову дрожащими руками и попытался забыться, но стремительные и страшные события последних суток не давали ему покоя. Он с силой потер лицо, проклиная себя за то, что вспомнил про Эвелин с ее интересом к вещам со знаком уроборос, за то, что ввязался в злосчастную сделку, за то, что явился виновником всего этого несчастья… Потом уставился в темноту, размышляя, как быть дальше.
Уйти отсюда? Вернуться домой, в Ирак… Но что его там ждет? Разоренная до нищеты жестокой гражданской войной страна, где каждый день похищают людей, взрывают автомобили, разъезжают антитеррористические команды. Страна, погруженная в хаос и страдания. Фарух удрученно покачал головой. Ему не к чему возвращаться и некуда идти. Его родины больше нет. И вот он сидит здесь один, чужак в чужой стране, а его единственный друг похищен.
Из-за него.
Он втянул Эвелин в эту историю, и в результате ее увезли неизвестно куда.
Мысль об Эвелин ранила его, будто кинжалом. Он сокрушенно качал поникшей головой. Как он такое допустил? Он не мог отделаться от горького сознания своей вины. Ведь он видел этих людей, знал, что они выслеживают его, и все-таки привел их к ней, и вместо него они схватили ее. Он вспомнил истерзанное тело Али и содрогнулся. Его единственный друг, ситт Эвелин, — в руках чудовищ! Он даже подумать боялся, что они могут с ней сделать.
Нужно каким-то образом помочь ей. Помочь найти ее, подсказать, где ее можно найти. И не забыть предостеречь их, чтобы они знали, с кем имеют дело. Но как это сделать, кому все это рассказать? К копам он пойти не может. Он проник в страну незаконно и пытался продать украденные древности. При всем их желании копы не смогут проявить снисходительность к нелегально проникшему в страну иракскому контрабандисту.
И тут он вспомнил о молодой женщине, внезапно появившейся в улочке за мечетью. Если бы не она, его схватили бы вместе с Эвелин. И сейчас его бы… Он представил себе, как сверло дрели, вращаясь, врезается ему в череп. Тряхнул головой, отгоняя жуткое видение, и снова стал размышлять об этой женщине. Сначала он думал, что она оказалась там совершенно случайно, просто свернула не в тот переулок. Но потом вспомнил — женщина закричала, кажется, она кричала «Мама!», что его озадачило. Неужели это была дочь Эвелин? Но даже если это так, то как она там оказалась? Договорилась ли Эвелин встретиться с ней или это было просто совпадением?
Впрочем, все это были чисто теоретические рассуждения. Он не знал ни ее имени, ни адреса. После своего бегства он не решился вернуться на место схватки и понятия не имел о дальнейшей судьбе девушки. Судя по всему, бандиты увезли и ее.
Из сумятицы воспоминаний всплыло одно лицо. Лицо человека, с которым Эвелин была в Забкине. Кажется, его зовут Рамез. Что тогда сказала Эвелин?.. Он работает с ней в университете.
Этого человека он может найти. Он уже заходил на археологический факультет, который расположен в университетском городке в Постхолле. Эвелин могла сообщить коллеге о встрече с Фарухом. И теперь он наверняка очень волнуется за нее. Он не прогонит Фаруха, выслушает.
Правильно, это лучшее, что он может сделать. Чем дольше он думал, тем более привлекательной казалась ему возникшая в голове идея. Ему нужны деньги. Те, что у него были, почти закончились, а положение у него отчаянное. Речь шла уже не о том, чтобы обосноваться в более спокойном месте, чем его родина, а всего лишь о выживании. Ему необходимо скрыться, а для этого нужны деньги. Он должен найти человека, который купит коллекцию Абу Барзана. Он не звонил ему с тех пор, как покинул Ирак. Может, толстяк уже нашел покупателя, тогда Фаруху и продавать-то нечего. А ведь коллега Эвелин наверняка имеет связи с какими-нибудь состоятельными ливанскими коллекционерами. Может, Фарух сумеет его заинтересовать, и он поможет продать вещи. Предложить ему хорошую скидку. Сейчас здесь между богатыми и бедными огромная разница, основное население не очень-то состоятельное. А законопослушным и порядочным гражданам тоже нужно есть и платить за квартиру.
Он почувствовал, как усталость пригибает ему голову, соскользнул на землю и съежился в комочек, надеясь уснуть. Утром он первым делом пойдет в университет, найдет там Рамеза, поговорит с ним. И может быть — только может быть, — для них это кончится лучше, чем для его друга Али.
Хотя он уже в это не верил.
Том Вебстер положил мобильник и выглянул в огромное, от пола до потолка окно своего офиса на набережную де Берджес. В Женеве наступил холодный ранний вечер. Солнце садилось за скалистые Альпы, отражаясь в озере и золотя его неподвижные воды. Снег еще не выпал, но до него оставалось недолго.
Телефонный разговор поверг его в глубокое недоумение. Он припомнил его, обращая внимание на каждый нюанс, обдумывая каждое слово. Сначала, когда ему ответили на звонок, последовала пауза. На том конце связи определенно колебались. Потом послышалась какая-то тарабарщина, но он понял — говорят по-арабски. А потом с ним заговорил человек, заявив, будто он коллега Эвелин. Его голос звучал как-то сухо и слишком официально, а настойчивое желание узнать, кто звонит, ясно указывало на то, что этот человек вовсе не являлся другом Эвелин, случайно ответившим на звонок по ее телефону.
Она оказалась замешанной в эту историю, с волнением подумал он. А затем появилась более пугающая мысль — не случилось ли с ней беды?
Сообщение, полученное им от телефонистки из института, застало его врасплох. Ведь с тех пор прошло столько времени, не меньше тридцати лет!
Он размышлял о том, что заставило Эвелин позвонить ему после столь долгого перерыва.