Сердце его тревожно сжималось при мысли о том, что его жене и сыну предстоит пересечь необозримый океан. Хотя он сам принял такое решение, оно не давало ему покоя с тех пор, как несколько дней назад они в спешке уехали из дома.
Он понимал — в Старом Свете его семье не дадут покоя ди Сангро и другие люди, которые могли узнать о его тайне. Во всяком случае, до тех пор, пока он будете женой и сыном.
А он чувствовал себя обязанным продолжить свое дело. Сдержать обещание. Исполнить свое предназначение.
— Почему бы тебе не передумать и не взять нас с собой? — снова спросила его Терезия.
Мигель держался за руку матери и с огромным любопытством смотрел, как на высящееся перед ними судно грузят их последние вещи.
— Это небезопасно, — с трудом проговорил Себастьян.
Он знал, что говорит. Он уже бывал на Востоке и решил снова вернуться в Константинополь, где, как и пятьдесят лет назад, появится под видом шейха и отправится оттуда в Левант. Он посетит многолюдные города Бейрут, Иерусалим, Дамаск и Багдад, будет путешествовать по горам и пустыням, разделяющим их, в надежде на успех своих поисков.
Первый помощник капитана отдал команду убрать трап и отдать швартовы.
Терезия крепко стиснула руку Себастьяна.
— Возвращайся ко мне, — прошептала она ему на ухо.
Он обнял, поцеловал жену, потом нагнулся и расцеловал на прощание сынишку.
— Постараюсь, — коротко сказал он. Большего он не мог ей обещать.
С болью в сердце он следил, как корабль поднял паруса, унося от него единственное настоящее счастье, которое он знал в жизни.
Корбена, Кирквуда вместе с мохтаром и членами его семьи под охраной вывели из дома. На горизонте пышной пеной сгрудились облака, освещенные снизу лучами заходящего солнца.
Кладбище находилось в дальнем конце деревни и представляло собой участок бесплодной, усыпанной камнями почвы, в центре которого возвышался мазар — традиционное для арабов захоронение особо почитаемого человека с памятником в виде конусообразной каменной глыбы. Вокруг него были разбросаны простые могилы. Мохтар привел их к одной из них, остановился и угрюмо показал на нее.
Кирквуд опустился перед ней на колени. На едва выступающем над землей обыкновенном камне виднелось какое-то круглое изображение. Кирквуд стер с него налипшую грязь и мох и обнаружил четкое изображение змеиной головы; остальные детали резьбы стерлись от времени.
Под изображением змеи он заметил что-то еще и отгреб сухую землю. На замшелой поверхности камня проявились полустертые арабские цифры.
— 1802 год, — произнес глухим голосом Кирквуд, и его охватило чувство бесконечной горечи.
Так вот где закончил Себастьян свой земной путь!
Он задумался, но его отвлек скрипучий голос хакима.
— 1802-й, — вслух размышлял хаким. — А мой предок скончался в 1771 году. На первый взгляд разница в датах смерти не такая уж большая. За исключением незначительной подробности. Наши предки встретились в середине XVIII века, приблизительно в 1750 году. В то время вашему предку, судя по дневнику ди Сангро, было столько же, сколько и ему, то есть около сорока. А значит, в день смерти ему было… гм… примерно сто лет. Но вот что интересно. Мой предок скончался стариком. Ваш же предок… Согласно рассказам местных жителей, человек, пришедший к ним с гор и здесь умерший, вовсе не был дряхлым стариком. Он один, без чьей-либо помощи спустился с гор и скончался от очень опасной болезни, а не от старости. Мохтар помнит, что именно так говорил ему дед. Значит, либо ваш предок нашел в горах какое-то средство, помогавшее ему сохранять молодость, либо — а я склонен верить именно такому объяснению, — как князь и предполагал, он владел снадобьем, пользуясь им многие годы. Но вы утверждаете — у него не было полной формулы. Это ставит меня в тупик. Выходит, он оставил жену и сына, лишь бы добраться до богом забытых гор в поисках того, что уже имел?
— Нет, не имел, — напряженно проговорил Кирквуд.
Хаким угрожающе шагнул к нему.
— Вам что-то известно, не так ли? И вы явно лжете! Я считаю, он у него был, — холодно заявил он. — Мой блестящий предок не ошибался. Я убежден — Себастьян Гуэрейро пользовался эликсиром, благодаря чему и прожил так долго. И я уверен — и вы его принимаете.
— Вы сами не знаете, что несете, — твердо заявил Кирквуд, стараясь не выдать владевшие им страх и ярость.
Он чувствовал на себе пристальный взгляд Корбена, но не решался к нему повернуться: хаким не спускал с него глаз.
— В самом деле? — холодно заметил хаким. — Что ж, посмотрим.
Он отдал своим приспешникам какой-то приказ. Двое из них торопливо зашагали в деревню. Остальные настороженно следили за Кирквудом и Корбеном, держа их под прицелом.
Вскоре посланные возвратились с пленником, одетым в камуфляжную форму, со связанными руками и с закутанной в черный мешок головой. Они поставили пленника рядом с хакимом и отступили назад.
Еще до того, как хаким представил им пленника, Кирквуд разглядел под мешковатой одеждой очертания женской фигуры. Его пронзила догадка, и он вздрогнул и бросил на Корбена вопросительный взгляд. Но агент хранил бесстрастное выражение.
— Так вы говорите… — с мрачным злорадством прошипел хаким, сдергивая мешок с головы пленника.
Эвелин несколько раз моргнула, привыкая к свету. Затем увидела перед собой Кирквуда и удивленно воскликнула:
— Боже мой! Том?!
Растерянный взгляд Эвелин будто ножом ранил Кирквуда.
— Эвелин! Слава Богу, ты… — Он с горечью покачал головой. — Мне жаль!
Довольный реакцией Эвелин, хаким уверенно шагнул к Кирквуду.
— В наше время пластическая хирургия способна вершить чудеса, но такое… — обращаясь к Эвелин, указал он на моложавую фигуру Кирквуда. — Такое косметике не под силу, вы согласны?
— Ты… — с трудом проговорила Эвелин, не в силах прийти в себя. — Разве такое возможно?
Хаким кивнул своему человеку, и тот оттащил ее назад. Хаким грозно повернулся к Кирквуду.
— Формула у вас есть! — прошипел он. — Так что еще вы ищете?
Собрав всю волю, Кирквуд твердо отвечал:
— То же, что и вы.
— Но у вас это уже есть! — хрипло проговорил хаким.
Кирквуд упрямо молчал.
Хаким выхватил у одного из своих людей пистолет и приставил его к голове Эвелин.
— Вы уже нашли формулу, да?
Кирквуд внутренне содрогался от бешенства, но заставлял себя держаться твердо и невозмутимо.
Хаким положил палец на спусковой крючок пистолета.