– Нет, миссис Калакос, спасибо. Мне и так хорошо.
– Да, конечно. Мужчина с таким красивым греческим лицом, как у тебя, может найти дом побольше. Итак, возвращаемся к нашей проблеме. Я умираю.
– Вы уже говорили.
– В моей деревне, когда смерть на цыпочках входит в дом и похлопывает тебя по плечу, звонят в колокола, чтобы об этом знали все. Соседи, друзья, родственники приходят и собираются у постели умирающего. Это традиция. Последний раз, чтобы посмеяться и поплакать, уладить споры, снять проклятия. – Она двумя пальцами потерла губы и сплюнула. – Последний раз, чтобы попрощаться перед благословенным путешествием на небеса. Так было с моими дедом и бабкой, так было с моей матерью. Я приплыла на пароходе, чтобы попрощаться с ней, когда подошло ее время. Это диктовалось не желанием, а необходимостью. Понимаешь?
– Думаю, что понимаю, мэм.
– А сейчас колокол звонит по мне. Мне осталось только попрощаться. Но время бежит быстро, как бурный поток.
– Я уверен, что у вас больше времени, чем вы…
Еще один мучительный, сотрясший все тело приступ кашля заставил меня замолчать, словно удар кнутом.
– Чем я могу помочь? – спросил я.
– Ты адвокат.
– Так оно и есть.
– Ты представляешь в суде дураков.
– Я представляю людей, обвиненных в преступлении.
– Они дураки.
– Некоторые из них.
– Хорошо. Тогда ты именно тот, кто мне нужен.
Она пальцем поманила меня ближе, еще ближе.
– У меня есть сын, – тихо сказала старуха. – Чарлз. Я его очень люблю, но он большой дурак.
– Так, – сказал я. – Теперь понимаю. Чарлза обвиняют в преступлении?
– Его обвиняют во всем.
– Он сидит в тюрьме?
– Нет, Виктор. Он не в тюрьме. Пятнадцать лет назад его арестовали за преступления; их было так много, что я даже не помню за какие. В основном за кражи, но также и за угрозы и домогательство.
– Может быть, вымогательство?
– За это тоже. И за то, что он подговаривал других в этом участвовать.
– Преступный сговор.
– Его должны были судить. Ему нужны были деньги, чтобы остаться на свободе.
– Залог?
– Да. Поэтому как последняя идиотка я заложила дом. На следующий день после того, как его выпустили из-под ареста, он исчез. Мой Чарлз, он сбежал. Мне понадобилось десять лет, чтобы выкупить дом для Талассы. Десять лет непосильного труда. И с тех пор как он сбежал, я ни разу его не видела.
– Чем я могу ему помочь?
– Приведи его домой, к своей матери. Пусть он с ней попрощается.
– Я уверен, что он сам может прийти и попрощаться. Прошло много времени. Он давно исчез с радаров властей.
– Ты так думаешь? Подойди к окну, Виктор. Выгляни на улицу.
Я подошел к окну и осторожно отодвинул штору. В комнату полился дневной свет.
– Видишь фургон?
– Да, – сказал я, глядя на побитый фургон белого цвета с ржавой полосой на боку, – вижу.
– Это ФБР.
– Мне он кажется пустым, миссис Калакос.
– Это ФБР, Виктор. Оно все еще охотится за моим сыном.
– После стольких лет?
– Они знают, что я больна, и ждут, когда он придет. Мой телефон прослушивают. Почту просматривают. А фургон стоит тут каждый день.
– Давайте проверим, – сказал я.
Не отходя от окна, я вынул сотовый и набрал 911.
Не называя своего имени, я доложил о подозрительном фургоне, припаркованном на улице, где жила миссис Калакос. Сказал, что в газетах писали о человеке, пристающем к детям, который ездит на такой же машине, и попросил полицию проверить ее, потому что боялся выпускать детей на улицу. Миссис Калакос захотела что-то сказать, но я жестом остановил ее. Стоя у окна, я думал, что фургон оставил кто-то из соседей, что этот безобидный автомобиль не должен возбуждать параноидальный страх у старой больной женщины.
Мы ждали в молчании, слышалось только хриплое дыхание старухи. Через несколько минут появились полицейские. Одна машину остановилась за фургоном, вторая блокировала его спереди. Когда полицейские подошли к фургону, из него вылез крупный мужчина в роговых очках и мешковатом костюме. Он показал удостоверение и посмотрел на окно, у которого я стоял.
Выяснив, что да как, полицейские уехали. Мужчина в мешковатом костюме вернулся в фургон. Я задернул штору и повернулся к полусидящей в постели старухе – ее глаза, сияющие в пламени свечи, смотрели прямо на меня.
– Что сделал ваш сын, миссис Калакос? – спросил я.
– Только то, что я сказала.
– Вы сказали не все.
– Они охотятся на него из вредности.
– Из вредности?
– Он был всего лишь воришкой.
– ФБР не тратит пятнадцать лет на поиски обычного вора просто из вредности.
– Ты поможешь мне, Виктор? Поможешь моему Чарли?
– Миссис Калакос, я сомневаюсь, что мне следует браться за это дело. Вы о чем-то умалчиваете.
– Ты мне не доверяешь?
– Нет. – После того, что сейчас увидел за окном.
– Ты точно не грек?
– Абсолютно точно, мэм.
– Ладно, есть кое-что еще. У Чарли в детстве были четыре близких друга. Возможно, давным-давно эти друзья совершили маленькую шалость.
– Какого рода шалость?
– Тебе нужно встретиться с ним, встретиться с моим Чарли. Он не может больше появляться в городе, но может находиться поблизости. Мы уже договорились с ним о встрече.
– Вы не считаете это несколько преждевременным?
– В Нью-Джерси. На набережной Оушн-Сити, Седьмая улица. Он будет там сегодня в девять.
– Не знаю…
– В девять. Сделай это для меня, Виктор. В качестве одолжения.
– В качестве одолжения, да?
– Ты сделаешь это для меня, Виктор. Уладишь, договоришься, сделаешь что-нибудь, чтобы мой мальчик смог прийти домой и попрощаться. Да, попрощаться. И исправить свою судьбу, да. Ты сможешь это устроить?
– Думаю, что это не входит в обязанности адвоката, миссис Калакос.
– Приведи его домой, и можешь сказать отцу, что мы с ним в расчете.
Меня удивило, что ФБР по-прежнему интересуется Чарли Калакосом, ведь прошло пятнадцать лет с тех пор, как он сбежал от суда. Впрочем, по утверждению матери, он был вором. И давным-давно вместе с друзьями отмочил какую-то штуку. Фургон под окном свидетельствовал, что благодаря этой штуке он с друзьями долго веселился. Возможно, используя давнюю «шалость» Чарли и острый интерес к ней со стороны ФБР, я смогу получить маленькую прибыль.