Он бежал вот уже пятнадцать лет. Пора вернуть его домой. Но прежде я должен был узнать, от кого именно он бежит, а также выяснить, почему столь несопоставимые личности, как высокооплачиваемый адвокат фонда Рандольфа и два гангстера низкого пошиба, неутомимо стараются помешать мне.
– Извините, мистер Карл, но вас нет в списке.
– Что значит «нет в списке»? – возмутился я, тем искреннее, чем тверже знал, что моей фамилии и не может быть в этом списке. – Разумеется, я есть.
– Нет, я смотрел дважды, – сказал рослый лысый охранник за столом. – Как правило, мы не допускаем посетителей, которых нет в списке.
«Как правило!» – мысленно усмехнулся я, поскольку не чувствую себя обязанным подчиняться общим правилам.
– Но он мой дядя. Несомненно, он захочет меня увидеть. Кроме того, со мной сестра, она всегда была его любимицей, а приехала всего на несколько дней.
Охранник посмотрел на Монику, которая с букетиком дешевых цветов стояла за моей спиной.
– Я несколько лет не видела дорогого дядю Макса, – проговорила она детским голоском. – Он, наверное, не узнает меня.
– Но наверняка обрадуется, когда узнает, – заявил я.
Моника вышла из-за моей спины и улыбнулась. Глаза охранника подобрели.
– Пожалуйста, – почти беззвучно вымолвила она.
– Ну, учитывая, что особых ограничений нет, – сказал охранник, – и учитывая, что вы родственники…
– Троюродные, со стороны матери, – уточнил я.
– …вреда, надеюсь, не будет.
– О, спасибо, – прошептала Моника. – Как ваше имя?
– Пит.
– Спасибо, Пит.
– Хм, да. Хорошо. Покажите какие-нибудь документы, распишитесь, и я лично отведу вас к нему.
«Пансионат для престарелых Шелдона Химмельфарба» располагался в северном пригороде, недалеко от средней школы, в которой я учился. Небольшой газон, просторная автостоянка, персонал с дежурными улыбками, погруженные в уныние обитатели. На самом деле мы не были знакомы с дядей Максом, он даже не состоял с нами в родственных отношениях. Я выбрал его по следующим параметрам: во-первых, к нему допускали посетителей; во-вторых, он многого не помнил и потому мог обрадоваться нашему визиту; в-третьих, у него был интересующий меня сосед по палате.
Я вошел в палату с распростертыми руками.
– Дядя Макс, – громко, с воодушевлением сказал я.
Старик с пегой щетиной на щеках сел на кровати. На длинном лице появилось озадаченное выражение.
– Это я, Виктор.
– Виктор?
– Я сын твоей троюродной сестры Сандры. Ты ведь помнишь Сандру?
– Сандру?
– Конечно, ты должен помнить Сандру. Широкие бедра, маленькие руки. Она умела готовить великолепный салат из фасоли.
– Салат из фасоли?
– О, мама готовила самый вкусный салат из фасоли. Из вощеной фасоли. Она всегда покупала свежую и вымачивала в соленой воде. Поэтому у нее получалось так вкусно. А еще добавляла винный уксус и базилик со своего огорода. Ты ведь обожал вкусный салат из фасоли.
– Не думаю, что я знал Сандру, – сказал дядя Макс.
– А кроме того, ты должен помнить мою младшую сестру Монику. Ты всегда ее любил. Она тоже пришла тебя навестить.
Я подтолкнул Монику так, что она выскочила вперед, чуть не упала и обрела равновесие прямо перед стариком.
– Поздоровайся с дядей Максом, Моника.
– Здравствуйте, дядя Макс, – произнесла она воркующим голосом, наклонилась к старику и протянула букет: – Это вам.
При виде ее полуобнаженной груди подбородок у дяди Макса задрожал.
– Ах да, – сказал он наконец. – Вот, значит, какая Сандра. Как она себя чувствует?
– Она умерла, – сообщил я.
– Случается. – Дядя Макс отрешенно пожал плечами и похлопал ладонью по постели: – Садись, Моника, расскажи, как ты живешь.
– Хорошо, дядя Макс, – сказала она и уселась рядом с ним.
– Где ты обитаешь, Моника?
– В Сан-Франциско.
– У тебя есть приятель?
– О да. Он работает бухгалтером.
– Это хорошо, – оживился дядя Макс. – Знаешь, я тоже был бухгалтером.
– Правда? – хлопнула ресницами Моника. – Меня так увлекают цифры.
– Не возражаете, если включу музыку? – спросил я, указывая на маленькие радиочасы на прикроватной тумбочке.
– Валяй, – разрешил дядя Макс.
Из крошечного динамика полилась серьезная баллада в исполнении биг-бэнда. Я нашел волну с добрым старым рок-н-роллом, сделал звук погромче и начал наигрывать на воображаемой гитаре.
– Это Боб Зигер, – проинформировал я старика.
– Кто? – спросил дядя Макс. – Нет, но ты почти угадал.
Моника засмеялась. Дядя Макс вопросительно поднял брови, открыл ящик тумбочки, вынул пинту рома и вложенные один в другой пластиковые стаканы.
– Надеюсь, вы никому не расскажете?
– Могила, – заверила Моника.
Мы хорошо посидели с дядей Максом под музыку и ром, вспоминая о нашей вымышленной матери, вымышленной семье, вымышленной жизни Моники и вымышленном приятеле из Сан-Франциско. Нетрудно было догадаться, что в своих фантазиях Моника была гораздо счастливее, чем в реальной жизни. И судя по тому, как дядя Макс смеялся, похлопывая Монику по руке и закатывая глаза, должен сказать: он тоже был вполне счастлив со своими мнимыми родственниками.
Палата, которую дядя Макс делил с таким же, как он, стариком, была маленькой. В ней едва хватало места для двух кроватей, пары тумбочек и стульев. Телевизор перед каждой кроватью был привинчен к стене. Туалет общий.
Сосед дяди Макса находился за занавеской. Я слышал, как бормотал его телевизор. И пока дядя Макс рассказывал Монике очередную потрясающе интересную бухгалтерскую историю, я скользнул за белую штору.
Когда-то он выглядел устрашающе, это можно было понять по крутому подбородку, большим кистям рук и ступням, выступающим за пределы кровати. Но возраст наносит всем нам тяжелый урон. Я увидел развалину с трясущимся подбородком и водянистыми глазами, направленными в никуда. Я подошел к постели. Он медленно повернул голову, давая понять, что знает о моем присутствии, и снова отвернулся. Я взял стул и сел около кровати, опершись на нее локтями.
– Детектив Хатэуэй, – сказал я. – Меня зовут Виктор Карл. Я адвокат, мне нужно задать вам несколько вопросов.
Выйдя из-за занавеси, я застыл как вкопанный: в дверях стояли разгневанная Дженна Хатэуэй и охранник Пит, державший руку на кобуре.
– Привет, Дженна, – сказал я как можно спокойнее. – Рад вас видеть.