– Это всего лишь цифровые фотографии. Все виртуально. Положись на меня, Моника. По сравнению с тобой половина девочек на сайтах, которые приносят большие деньги, – настоящие чучела. Все дело в отношении. Тебе просто придется немного поработать.
– Что насчет фотографий? – спросил я.
– Я буду снимать сам. У меня есть фотокамера. Мы можем устроить студию в подвале, натянуть пару простыней для фона. Или снимать можешь ты, Виктор, если захочешь.
– Какого рода будут снимки?
– Послушайте, я не говорю о жестком порно. Пока. Всего лишь немного задницы, немного груди. Длинные ноги, надутые губки. Можно поднять рубашку. Это просто приманка, чтобы заставить аудиторию раскошелиться.
– И ты действительно хочешь, чтобы я это делала? – спросила Моника.
– Мы говорим только о фотографиях, – ответил Ричард. – А деньги придут большие, намного больше, чем ты зарабатываешь рабским трудом у этих дурацких адвокатов. Не будем делать ничего, что тебе не понравилось бы, Моника. Если хочешь, даже подберем новое имя.
– Например, Шанталь, – сказал я.
Он вздрогнул, словно получил пощечину. Выражение восторженности на его лице поблекло.
– Я имею в виду, что нужно быть последовательным, Ричард. Вы собираетесь торговать одной сестрой. Так почему бы не использовать имя другой сестры, той, которую вы уже продали?
– О чем ты? О чем он говорит, Моника?
– Мы говорим о Тедди, – объяснил я. – Мы говорим о том, как ваш дорогой друг Тедди покончил с Шанталь.
– Моника?
– Я тебя не виню, Ричард. Ты был такой же жертвой, как она. Просто нам нужно знать, что произошло.
У Ричарда задрожали губы.
– Я ничего не знаю. Я говорил тебе раньше. Я всем уже говорил. Ничего.
– О, Ричард! – Моника встала с кровати, подошла к брату, опустилась перед ним на колени и прижалась головой к его ляжкам. – И ты все время держал это в себе… Как ты страдал!
Губы у Ричарда дрожали сильнее, на глазах появились слезы.
– Моника, – с трудом выдавил он.
– Оглянись вокруг, Ричард. Посмотри, что случилось с тобой. Посмотри на эту комнату. Ты мой старший брат, мой герой. Взгляни на себя. Держать все в себе и жить так, как живешь ты, тяжелее, чем рассказать правду о том, что произошло.
– А как же насчет веб-сайта? – спросил он.
– К черту веб-сайт, – ответил я. – Расскажите о Шанталь.
Крупные слезы потекли по его щекам.
– Но я не знаю, что произошло, – сказал он сквозь рыдания. – Не знаю.
Моника поднялась с колен, взяла в руки его уродливое мокрое лицо, прижала к груди и тоже расплакалась.
– Расскажи нам что знаешь.
– Нет.
– Все будет хорошо. Все будет хорошо.
– Нет, не хорошо.
– Все образуется, – пообещала Моника. – Мы найдем ее. Я знаю, что найдем, я чувствую – она говорила со мной. Но нам нужна твоя помощь.
– Я не могу.
– Можешь, дорогой, можешь. Расскажи что знаешь.
И затем, всхлипывая и плача, сквозь рыдания о загубленной жизни он начал говорить.
Рикки Эдер был по натуре одиноким бродяжкой. Он любил шляться по улицам и переулкам и бегать по узким дорожкам Дисстон-парка за белками. Двадцать восемь лет назад район был безопасным, поэтому матери отпускали детей на прогулку без присмотра. «Пойди поиграй», «Пойди подыши свежим воздухом». Осваивая городской ландшафт, Рикки фантазировал: на Дитман-стрит у него стоял дом с привидениями; на Олгард-стрит жил тролль-террорист; на Тьюлип-стрит, над храмом Девы Марии, обитала ведьма, которая дожидалась темноты, чтобы вместе с летучими мышами вознестись в темном небе. В одно из своих путешествий Ричард повстречался с волшебником – тот сидел на лавочке и курил сигарету.
– Эй, малыш, – позвал волшебник. – Ты здесь живешь?
– Недалеко отсюда, – сказал Рикки, не приближаясь, потому что раньше не видел этого человека.
– Хочешь сигарету? Конечно, хочешь.
Рикки отступил на шаг. Мать и отец курили, и он не прочь был попробовать, однако без разрешения родителей боялся. Ему было девять лет.
– Нет, спасибо.
– А как насчет жевательной резинки?
– Хочу.
– Подойди, – сказал человек, запуская пятерню в карман.
Рикки приблизился. Незнакомец поманил его ближе и приказал вытянуть руку. Мальчик сделал так, как его просили, и человек шлепнул ладонью о ладонь Рикки, ненадолго задержав движение, как будто исполнял фокус. Когда волшебник убрал свою руку, на ладони у Ричарда лежала пластинка жевательной резинки в серебристо-зеленой обертке и сигарета.
– Никому не говори, – сказал человек с ласковым смешком. – Это будет наш секрет.
– Ладно.
– Возвращайся завтра, и я вытяну коробок спичек из твоего уха.
– Мне запрещают играть со спичками.
– Не волнуйся, малыш. Я никому не скажу.
– Заметано, – сказал Рикки и убежал от незнакомца.
Назавтра он вернулся и получил коробок со спичками, а также огромный желтый леденец. Он сунул конфету в рот и только к вечеру добрался до пряной красной начинки. На другой день волшебник подарил ему шоколадку и таинственное стекло, под которым исчезала двадцатипятицентовая монета. Он проделал этот фокус дважды, прежде чем объяснил, в чем дело. На третий день он подарил Рикки шоколадку «Три мушкетера» и свисток.
На этот раз волшебник был не один. Вместе с ним на лавочке сидели его друзья – огромный парень с сильно выпяченным подбородком, маленький чернокожий толстячок и симпатичный юноша в джинсах.
– Эй, малыш, а у тебя есть друзья? – спросил волшебник.
– Нет.
И это было грустной правдой. Рикки не был ни спортсменом, ни музыкантом, ни зачинщиком, поэтому у него не было друзей.
– Но у меня есть сестра.
– Правда? Сколько ей лет?
– Шесть.
Волшебник криво ухмыльнулся:
– Приведи ее завтра, и я ей тоже что-нибудь подарю.
На следующий день Рикки привел Шанталь. Он все тщательно продумал. Идея показалась ему блестящей – ведь Шанталь согласилась отдать ему половину конфеты, которую получит от добряка.
Рикки был уверен, что ничего страшного не произойдет. Он обладал обостренным инстинктом самосохранения – это была его особенность. Например, он чувствовал повышенный интерес к нему седовласого мужчины в библиотеке или агрессивный настрой собаки, трусящей на хозяйском поводке. Он интуитивно ощущал опасность, но не уловил ее со стороны волшебника.
– Привет, малыш, – сказал волшебник, вставая с лавочки и глядя не на Рикки, а на маленькую девочку рядом с ним. – Кто это?