— Первоклассный наборчик! Жаль, что мы с тобой слишком деревенские для таких дел, — сказал Дэнни, подходя ближе.
— Слишком пресные и занудные, — добавил Джо.
— Да, это тебе не Марвин.
Марвином звали одного из первых покойников, с которым им пришлось иметь дело еще новичками. Он стал жертвой собственных излишеств, обожравшись до смерти. Все, что они обнаружили в квартире, где нашли его тело, были целая башня коробок из-под пирожных с кремом «Криспи крим» и самая тошнотворная коллекция любительской порнухи, какую им когда-либо доводилось видеть.
Потом они перешли в хозяйскую спальню. Здесь тоже все оказалось аккуратно прибрано. Кровать была королевских размеров с бледно-зеленым атласным покрывалом, сложенным в ногах.
— Вот если бы Джина разрешила мне завести постель, в которую так легко забираться! — с завистью сказал Дэнни. — Чтоб не убирать сперва с дороги сотню гребаных подушек. Тебе это не кажется идиотизмом? И зачем женщины их столько заводят?
— Не знаю.
На обоих ночных столиках лежали книги, стояли бутылки с водой, какие-то таблетки, на женской стороне — браслет, на мужской — бумажник и часы. В правом углу стоял стул, на нем висели джинсы и серая футболка.
Левая сторона спальни была приподнята на одну ступеньку — там располагалась гардеробная, видимо, являлась епархией миссис Лоури, и эта часть помещения более всего пострадала от нападения. Повсюду были разбросаны туфли, пояса, сумочки. В углу стояли две корзинки, битком набитые грязным бельем, лежал наполовину упакованный чемодан. Туалетный столик был завален париками, шиньонами и другими косметическими примочками. На полу, опрокинутый набок, валялся маленький табурет.
Джо несколько минут изучал комнату, прежде чем пришел к выводу, что преступление было совершено все-таки в другом месте, а здесь, похоже, каждодневно происходило столкновение людей с противоположными вкусами и стилем жизни.
Джо пометил в блокноте, что тут следует сфотографировать, потом, выйдя в холл, сверил свои заметки с Кендрой. Напоследок он сделал набросок плана квартиры, не упуская ни малейшей детали.
Через три часа они выбрались из квартиры и направились в двадцатый участок.
— Ну, и что ты обо всем этом думаешь? — спросил Дэнни, когда они садились в машину.
— Это не ограбление.
— Ага. Бумажник так и остался там валяться…
— Два бумажника.
— То есть?
— Да-да. В холле маленький столик был опрокинут. И рядом валялось что-то вроде изуродованного бумажника. Новенького.
— Оба принадлежали Лоури?
— В обоих лежали его визитные карточки. И деньги.
— А еще остались нетронутыми дорогие часы на ночном столике, — добавил Дэнни.
— Кроме того, мы имеем компьютер с порнухой, секс-игрушки и голое тело — убийство может иметь сексуальную подоплеку.
— Похоже на то. Как считаешь, может, он гулял на сторону? Блазков говорит, что жена Лоури уехала на денек к своей мамочке в Джерси.
— Я бы поддержал такую версию.
Джо достал сотовый. Восемь пропущенных звонков. Шесть от Анны: один голосовой почтой, четыре вызова и в конце еще одно голосовое сообщение: «Засранец!»
Джо нравилось, как она произносит это слово — со своим замечательным акцентом… Уровень звука ему, правда, не понравился, равно как и грохот трубки, с силой брошенной на телефонный аппарат. Джо взглянул на часы: он пропустил встречу в школе Шона. И не позвонил, не предупредил.
— Черт побери! — пробормотал он. — Я позабыл звякнуть Анне.
— Ну все, ты — труп, — заключил Дэнни, выезжая с парковки. — Кстати, о трупах, ты знаешь, отчего Руфо потерял контроль над своим весом?
— Нет.
— У него брат умер, сорок девять лет, инфаркт. Бам — и нету. Без предупреждения.
— Ага, я помню.
— Самое главное — дальше. На похоронах Руфо немного перебрал, и кто-то из парней слышал, как он сказал своей престарелой тетушке, что не хотел бы кончить вот так же, как его братец, потому что он до сих пор в своей жизни не испытал любви! А более точно — до сих пор не испытал настоящей любви!
— Руфо?
— Ну да!
— Так. Теперь он предстает совершенно в другом свете!
— Да. Этаким деревенским размазней, бегающим по кукурузному полю.
— И давно это было?
— Три года назад.
— А мы так ни разу и не видели его с женщиной!
— Да, и он решил на весь этот женский пол забить. Что грустно. Для всех нас. В противном случае он бы остался при прежней своей фигуре, а мы были бы избавлены от его разговоров о салатах из рисовой лебеды и пшеничной крупе на пару.
— Ты иди, я скоро приду, — сказал Джо, когда они подъехали к двадцатому участку. Он прошелся по тротуару и набрал номер Анны: — Милая, я очень виноват. Я не смогу…
— Я уже поняла, — перебила его она. — Я была в школе и теперь вернулась домой.
— Я тут на убийстве. Застрял всерьез, милая. Что было в школе?
— Да ничего особенного. Директорша там была, и начала она…
Тут Джо увидел Блазкова и Калена — они вылезли из машины и пошли в участок.
— Милая, извини. Я сейчас не могу входить во все подробности… Короче, в школе все нормально прошло?
— Это как сказать… — Голос ее звучал немного напряженно.
— Мне надо бежать. Позвоню, когда вернусь к себе, о'кей? Я, наверное, буду поздно. Я тебя люблю.
— И я тебя, — устало произнесла она.
Джо поднялся на второй этаж. Там находилась куча народу, все пили кофе.
— Итак, что мы имеем? — спросил он.
— Убийство. Глухарь. Никаких свидетелей. Мешок дерьма, — ответил Блазков.
— Результаты видеонаблюдения получили?
— Пока нет, — сказал Мартинес.
— И с той стороны улицы тоже?
— Угу.
— Не все жители были дома, — продолжал докладывать Блазков. — Посмотрим, что еще прорежется, но соседи с обеих сторон улицы ничего не слышали, а швейцар ни хрена не видел.
— Что насчет его жены?
— Она у матери вместе с ребенком, — сказал Мартинес. — В полном раздрае. Пыталась взять себя в руки, только у нее ни фига не вышло. Я вытащил из этой дамы все, что смог, но вряд ли это нам чем-то поможет. Она не имеет понятия, что могло случиться и почему. Они с мужем не слишком много вращались в обществе, по большей части сидели вместе дома.
— О'кей, Ренчер, проверь распечатки телефонных разговоров Лоури, — распорядился Джо. — Кален, проверь номера машин, что стояли на улице. Завтра получим результаты вскрытия. Когда будем знать время смерти, начнем снова прочесывать дом. — Он повернулся к Блазкову: — Ты что-нибудь получил от БУР и от МУА?