— Черт подери, что тут происходит? — раздался за спиной Дюка встревоженный голос дяди Билла. Он бросился на поляну, на ходу раздвигая ветки деревьев, к тому месту, где лежал щенок. Дюк поплелся за ним. — Баунти? — спросил Билл и посмотрел на Дюка.

Мальчик смог только молча кивнуть. Он не отрываясь смотрел на залитое кровью разодранное тельце щенка.

— Извини, Дюк, что так получилось, — сказал Билл. — Сначала Спарки, потом вот этот. — Он тяжело вздохнул. — Прости меня, малыш. Вот чертова птица, так и норовит кого-нибудь убить. А может, просто испугался, молодой еще, необученный…

— Я сам виноват, — произнес Дюк.

— Нет, мальчик, это я виноват. Нужно было бы предупредить тебя.

— А ты и предупредил. На прошлой неделе. Помнишь? — Он обхватил ладонь Билла.

Они молча постояли немного, затем Билл сходил в дом и принес пачку старых газет. Часть их он разложил там, где была кровь, чтобы она впиталась в бумагу и запахом не привлекала ястребов. В остальные он завернул безжизненное тельце щенка и понес закопать. Услышав за спиной тихий плач, он обернулся и увидел, что из глаз Дюка ручьем льются слезы.

Билл вытер руку о куртку и прижал к себе голову мальчика. Он был уверен, что Дюк оплакивает только что погибшего щенка. Он ошибался — Дюк оплакивал Спарки.

Глава 7

Зазвонил телефон, и Анна протянула руку, чтобы взять трубку.

— Алло, — сказала она.

Некоторое время она слушала молча, хмурясь.

— Нет, Марта, — ответила Анна. — Он вернулся примерно в половине двенадцатого. Один. Не знаю, может быть… Подожди, сейчас я позову его… Поговори с ней, — шепнула она Джо, передала ему трубку, встала и направилась в комнату сына.

— Привет, Марта, — сказал Джо. Он с минуту слушал, что она говорила ему. — Нет, не имею представления, — проговорил он. — Да я уверен, что…

В этот момент в спальню торопливо вошла Анна. За ней понуро плелся Шон.

— Что стряслось? — спросил он, удивленно глядя то на отца, то на мать.

— Нет, Марта, у нас ее нет, — сказал Джо и, повернувшись к сыну, спросил: — В котором часу вы расстались?

— Точно не помню, — ответил Шон, пожимая плечами. — Где-то с половины двенадцатого до без четверти двенадцать.

Все посмотрели на часы — было половина пятого утра.

— Так она еще не вернулась домой? — прошептал Шон. Глаза его округлились.

— Марта, что ты предлагаешь? Чем мы можем помочь тебе? Хорошо, мы подождем. — Джо закончил разговор и повесил трубку. — Сейчас она станет обзванивать ее школьных подружек, — сообщил он жене и сыну.

— Но с нами не было никаких ее подружек.

— Возможно, она кого-то из них встретила по дороге домой, — сказал Джо. — Ну а ты почему не проводил ее? — Он снова повернулся к сыну. — Вы что, поссорились?

Шон посмотрел в глаза отцу, увидел в них беспокойство и отвел взгляд. О том, что произошло между ним и Кэти, он рассказать никому не мог. Этого Кэти никогда ему не простит.

— Нет, мы не ссорились, — выговорил он, едва сдерживая слезы. — Просто она захотела пройтись до дома одна.

— Не волнуйся, Кэти найдется, — успокоил его Джо.

Последние два часа Фрэнк Диган лежал неподвижно, уставившись в потолок. Разбудил его телефонный звонок, после которого спать уже не хотелось. Он осторожно повернулся, посмотрел на Нору и медленно, чтобы не разбудить ее, спустил ноги с дивана, немного посидел на краю, прежде чем встать, затем поднялся. Поправив пижаму, он сунул ноги в тапки и пошел на кухню. Свет Фрэнк зажигать не стал. Открыв полку, он нащупал шуршащий пакет с кофе, достал его и включил плиту. Покупать кофе в зернах приучила его Нора, ни под каким видом не соглашавшаяся пить ни чай, ни растворимый суррогат. «Как это можно тереть эти чертовы крошки по стенкам чашек? — возмущалась она всякий раз, когда они возвращались из гостей, где их угощали растворимым кофе. — Да хоть бы марку сменили, а то пьют-то постоянно одну и ту же дрянь». Фрэнк усмехнулся. Мало кто из деревенских жителей разбирался в сортах кофе. Предпочитали в основном чай. Его пили здесь из поколения в поколение.

«Ну и дыра у тебя тут! — повторяла Нора после каждого визита. — Жуть просто».

Фрэнк посмотрел на часы, снял с полки турку и уже собирался налить в нее воды, но, вспомнив про свою язву, поставил на место, достал пакет молока, чашку и сел за стол. Раскрыв газету, потянулся за очками с толстыми стеклами, которыми пользовался только для чтения. Глаза в них у него становились большими, как у совы, что очень забавляло Нору. В такие минуты она говорила ему, что он напоминает ей кого-то, но кого именно, она никак не может вспомнить. Иногда, только чтобы развеселить ее, Фрэнк специально надевал свои очки.

Не успел он допить молоко, как телефон снова зазвонил.

— Да, — ответил Фрэнк бодрым голосом, словно было не пять утра, а полдень.

— Фрэнк, это говорит Марта Лоусон. Кэти не пришла домой ночевать.

— Когда? Ты имеешь в виду прошлой ночью?

— Нет, этой. Она не пришла домой в двенадцать, как обещала.

— Но сейчас пять утра. Для молодежи это еще не утро, тем более накануне воскресенья. Может быть, осталась у кого-то из друзей. — Он пригладил волосы. — А возможно, отправилась в город, на какую-нибудь дискотеку.

— Нет, Фрэнк. Я запрещаю ей ездить по дискотекам, — возразила Марта. — Она была здесь, с Шоном. Не знаю почему, но она захотела вернуться домой одна, он ее не провожал. Но она не вернулась. Постой, Фрэнк, кто-то стучится, я пойду открою дверь.

— Ну вот она и вернулась, — пробормотал Фрэнк. — И чего беспокоилась?

Прошло минуты две, и он снова услышал голос Марты.

— Фрэнк, это не она, это Джо и Анна Лаккези.

— Хорошо, Марта, сейчас я подъеду к тебе, — ответил Фрэнк. — Надеюсь, что увижу Кэти по дороге.

— Спасибо тебе, Фрэнк. — Она повесила трубку.

Фрэнк вздохнул и допил молоко.

Марта Лоусон жила со своей дочерью в небольшом двухэтажном домике, окруженном большим садом. Стоял он на дороге, в десяти минутах ходьбы от пристани и в получасе от дома Лаккези. В комнатах царило полное смешение пород дерева, стилей, художественных направлений и тканей. Тяжелый комод из красного дерева с массивным зеркалом соседствовал с современным журнальным столиком из лакированной сосны, ковер в роскошных цветах — с обоями, рисунки на которых были выполнены на манер ацтекских. Но при всем разнообразии интерьера одно для всего дома оставалось неизменным — абсолютная чистота. Нигде не было ни пылинки, ни пятнышка.

Фрэнк сидел рядом с Мартой на коричневом диване. Ее красивое лицо было бледным, осунувшимся. От слез глаза ее покраснели, под ними появились большие мешки, с ресниц стекла тушь.